Лейтенанта Кэррадайна тут не оказалось. Царила все та же неразбериха. Они поехали на восток, минуя старую часть города. Развалины колонн и нагромождения камней не вызвали у них ни малейшего интереса. Дорога опять повернула к берегу, блеснуло море, водитель поехал в гору к французскому женскому монастырю Сакре-Кёр. За воротами они увидели беспорядочно разбитые в саду палатки, а прямо среди кустарника лежащих на носилках солдат. Митчи, Кэррадайн и остальные вошли в кабинет, устроенный в келье бывшего монастыря, и здешний служащий отыскал в списке имя лейтенанта Кэррадайна.

— Вы все к нему? — спросил он, поняв, что эту старшую медсестру ему ничем не удержать.

Выйдя из кабинета, Митчи объявила, что на второй этаж поднимутся только они с Кэррадайн. Остальным придется подождать здесь, наслаждаясь запахом свежей краски. Мимо из сада в здание и обратно сновали молодые медсестры. А прибывшие топтались в коридоре, внезапно почувствовав свою неприкаянность.

Для Митчи и Кэррадайн поиски завершились довольно быстро: Кэррадайн обнаружила мужа на просторном балконе над садом, он лежал на койке с чистой, но с уже проступившими пятнами крови льняной повязкой на голове. Над ним, проверяя его глаза, как раз склонился молодой врач и опускал ему нижнее веко.

— Это мой муж, — сказала Кэррадайн.

— О! — воскликнул лейтенант Кэррадайн, заметив ее, и принялся бормотать нечто совсем неразборчивое.

— О, помолчи, Эрик, успокойся, — проговорила она, опускаясь на колени у койки и целуя его в подбородок. Но он не мог. Его мозг был перевозбужден и дезориентирован, лейтенант продолжал что-то бессвязно и неразборчиво бормотать.

— Это нормальное явление, — пояснил молодой врач, словно наблюдал подобные явления на протяжении долгой клинической практики. — Это нормально для раненного в голову.

— Да, — шепнула Митчи на ухо Кэррадайн.

— Дауг аск рага, — произес лейтенант Кэррадайн и тут же заплакал.

— Нет, — сказала Кэррадайн. — Нет, не надо, ты только не плачь.

Митчи отошла, после чего по настоянию Кэррадайн одна за другой стали подходить остальные женщины. Пока Салли дожидалась своей очереди, лейтенант забылся тревожным сном, лицо его оставалось мертвенно-бледным. Во сне он пробормотал:

— Ау рог.

Ни одна из них долго не задерживалась. Сказать было нечего. Они оставили Кэррадайн наедине с мужем.

Были и медсестры, проживавшие в роскошном отеле «Бо Риваж». Но пристанищем для женщин Митчи остался стоящий на якоре «Архимед». Они продолжали свою рутинную работу, а в часы сиесты им разрешалось сойти на берег, взять такси и осмотреть все то, что стремительно промелькнуло у них перед глазами, пока они искали лейтенанта Кэррадайна, — Великий Цезариум, который, как гласила местная легенда, Клеопатра воздвигла как памятник любви, Александрийский столп и все остальное. Но медсестру Кэррадайн одолевали совсем иные заботы. Митчи выбивала у начальства льготы для Кэррадайн, поскольку ее тяжело раненный в голову муж был явно не в себе. И прошлой ночью Кэррадайн исключительно благодаря особому статусу мужа все же дали разрешение посвятить себя уходу за ним. Она пожелала, чтобы и медсестры навестили его, побеседовали с ним, поскольку это могло способствовать пробуждению его мозга и постепенному восстановлению нарушенной речи. Собрав сумку, они с Митчи стремглав бросились к карете «Скорой помощи», которая должна была доставить их в Сакре-Кёр.

Прямо из столовой, от накрытого к завтраку стола, где пар поднимался над овсянкой, чаем, от оставшейся с мирного времени посуды и блюд с вареными яйцами и такими французскими булочками, подобных которым не испечь ни одному австралийскому пекарю, четверо медсестер — Наоми, Неттис, Фрейд и Салли — устремились вниз по трапу.

В этот день воздух был на удивление прозрачен и прохладен, город четко просматривался вдаль на целые мили. Британский военный полицейский помог им найти такси и объяснил водителю, куда ехать. В Сакре-Кёр. Поскольку они считали, что прежде всего следует откликнуться на просьбу Кэррадайн и попытаться разговорить ее впавшего в сумеречное состояние мужа.

Добравшись до места, они вошли в сад, где стояли палатки, в отличие от вчерашнего те уже не показались им столь беспорядочно разбросанными. В холле они увидели Митчи, представлявшуюся старшей сестре, казавшейся измученной и раздраженно-нетерпеливой. Митчи сказала, что у одной из ее сестер здесь лежит родственник, лейтенант Кэррадайн, чей отец — известный всей Империи крупный политический деятель Содружества наций.

— Содружества наций? — спросила старшая медсестра. — Австралийский Кромвель или что-то типа того?

Митчи пропустила фразу мимо ушей, как обычную несдержанность, вызванную многочасовым недосыпанием. И добавила от себя, что им пришлось тоже столкнуться с огромным притоком раненых, у себя на госпитальном судне «Архимед» они тоже через это прошли и все понимают. И что не хотят отнимать у нее время. Им известно, где лежит лейтенант Кэррадайн. Что, если она проведет туда медицинскую сестру Кэррадайн и представит ее палатной сестре. Все документы, по ее словам, уже переданы в канцелярию.

Четыре медсестры, словно претендентки на должность, кротко дожидались за дверью. Они ощущали себя лишними и старались казаться незаметнее, и, если бы не Кэррадайн, наверняка бы ушли.

— Старшая медсестра, — обратилась к старшей медсестре-англичанке младшая медсестра-англичанка. Красной пелерины на ней не было. — Прибыл генерал Арчибальд.

В госпиталь не спеша, с достоинством вошла группа офицеров, среди них человек с красными генеральскими нашивками и, как и у его свиты, без единого пятнышка на мундире, а на кожаной амуниции от портупеи до ботинок ни следа бойни на том берегу Средиземного моря, и британская старшая сестра, кивнув в знак приветствия, повела группу вверх по лестнице. Генерал Арчибальд, как им стало известно, был легендой британской неврологии и по просьбе Министерства иностранных дел прибыл осмотреть рану на голове лейтенанта Кэррадайна.

За ними незаметно последовали Митчи и Кэррадайн.

Подошла и очередь Салли посетить лейтенанта и медсестру Кэррадайн на балконе. Больной спал, но повязки были на время сняты, и рана сочилась зловонным гноем. Кэррадайн, заметив упавшую на нее тень Салли, повернулась и, едва приметно подняв пальцы левой руки в перчатке, указала на раны своего мужа или, как, вероятно, считала старшая сестра-англичанка, — брата.

— Рана сильно загрязнена, — негромко сказала Кэррадайн. — Но сэр Джеффри Арчибальд уверяет, он будет и говорить, и ходить.

Загрязнение раны заставляло усомниться в оптимистичном прогнозе сэра Арчибальда.

— Поможешь мне сделать перевязку? Перчатки на тележке.

Салли вышла, надела перчатки и вернулась к Кэррадайн и ее мужу. Она чуть приподняла его голову, и Кэррадайн стала менять повязку. На веранду вышел молодой человек с рукой на перевязи. Он был в накинутом на плечи легком офицерском френче с единственной звездочкой и эмблемой «Австралия» на плече. Не по годам густые усы казались неуместными на лице, которое все еще не привыкло к ним.