Ее интерес был неподдельным. Затем, с едва заметным вздохом, она сказала:

– Как я вам завидую.

– Если вы хотели стать военной медсестрой, вам следовало бы остаться в университете и, получить квалификацию. Их всегда не хватает.

– Я знаю, но жизнь вносит свои коррективы, произнесла Джекки как-то отрешенно.

Несмотря на то что она улыбалась, Гарри подумал, что это самое грустное зрелище, которое он когда-либо видел. На ее лице отражались сожаление и боль потери. И защитная стена вокруг его сердца, которую она так старательно пыталась разобрать по кирпичику, рухнула сама по себе.

– Вы мне расскажете? – спросил Гарри.

Прежде чем как-то помочь ей, он должен был узнать, что с ней произошло.

Джекки пришла в себя, посмотрела на него и произнесла:

– Может быть. Позже.

В зависимости от того, насколько откровенен будет с ней он? У Гарри не было намерения лгать ей.

– Это обещание? – спросил он, наклонившись вперед.

Когда Джекки ответила ему легким кивком, он понял, как непросто далось ей это решение. Она долго думала, прежде чем довериться ему. Выражение ее лица было очень серьезным. Ее глаза блестели, когда она сказала:

– Это сделка, Гарри. Вы раскроете свои секреты, а я свои.

– Все мои секреты здесь, у вас на коленях, в документе, копия которого хранится в Государственном архиве.

– Мне недостаточно простого факта, что вы лжец, Гарри Тэлбот. Я хочу знать больше. – Хотя слова были жестоки, ни во взгляде, ни в голосе не было суровости. Он промолчал, и она продолжила:

– Хорошо.

Давайте посмотрим.

Она начала читать свидетельство о рождении Мэйзи.

Мать: Роза Нгей.

Род занятий: безработная.

Имя ребенка: Маргарет Роуз.

Месторождения…

Джекки сделала жест рукой, словно отмахиваясь от чего-то.

– Как вам это удалось, Гарри? Почему вы это сделали?

– Потому что я не был готов, чтобы Мэйзи пополнила печальную статистику войны.!

Но там были десятки, сотни младенцев…

– Тысячи, – поправил Гарри. – Невинные всегда страдают больше других.

– Итак, почему она?

Гарри покачал головой, словно не желая пережить заново весь тот ужас. Ему хотелось встать, выйти из комнаты, убежать на холмы. Но разве не этим он занимался все это время? Прячась, заживо хороня себя в работе? Тот факт, что это в конце концов ни к чему не привело, показал, что такая тактика была ошибкой. И смена обстановки не принесла желаемого результата.

Гарри встал на колени рядом с камином, помешал кочергой золу, подложил пару поленьев и стал наблюдать за тем, как их лижут языки пламени.

Оттягивал момент истины, насколько это было возможно.

Джекки не торопила его. Она терпеливо ждала, пока он не выстроит свою мысль и ему не останется ничего, кроме как начать.

– Ее мать была беженкой. Я не знал ее имени. Я придумал его.

Он взглянул на нее, чтобы удостовериться в том, что она поняла. В ответ на это Джекки протянула руку и дотронулась до его плеча.

– Я даже не знаю, откуда она была. Знаю только, что бедная женщина наткнулась на мину. Ее привезли в наш госпиталь. Когда я подошел к ней, она и ее ребенок были чуть живы.

Джекки ничего не сказала, только закрыла рот ладонью, чтобы сдержать слова, которые были бессмысленны. Перед ней в мельчайших деталях предстал весь тот ужас, который ему довелось пережить.

– Мэйзи была мала и слаба, но, когда я оторвал ее маленькое костлявое тельце от того, что осталось от ее матери, я услышал крик… торжества. Она будто говорила: «Я это сделала! Я жива!» И она крепко схватила мой палец, словно не желая меня отпускать. Посреди того кошмара это казалось настоящим чудом, Джекки.

– Это и было чудом. Вы спасли ее.

– Но для чего? Ведь было очевидно, что без матери она не протянет и дня в лагере для беженцев.

– Но она выжила.

– Я пообещал себе, что она не станет еще одной безымянной жертвой этой бессмысленной войны.

– И вы спасли ее, – прошептала она. – Как вы это сделали?

– Я оставил ее у себя. Она спала рядом со мной, путешествовала вместе со мной. Я кормил ее, заботился о ней. Иногда мне приходилось оперировать больных, держа ее в специальном приспособлении за спиной.

Гарри вздрогнул при мысли о том, что едва не потерял ее. Джекки встала рядом с ним на колени, взяла его за руку, затем обвила его за шею и прижала его голову к своей груди.

– Расскажи мне, – пылко прошептала она. – Расскажи, что с тобой произошло.

Ее тепло, ее аромат, казалось, проникали внутрь его, возрождая в его душе что-то, что он так усердно пытался заглушить. Ему было больно, но то была боль заживающей раны.

– Я помню все так, словно это было только вчера, начал он.

Послеполуденная жара. Пыль. Мухи. Теплое тельце Мэйзи за спиной…

– Рабочий день только что закончился, и я шел в свой лагерь. Мэйзи проснулась, начала капризничать, я остановился и взял ее на руки. Последнее, что я помню, было ее улыбающееся личико… – он покачал головой. – Затем мир разорвался на части, когда где-то позади нас разорвался снаряд. Волной меня отбросило вперед.

– А Мэйзи? Она была ранена?

– Когда бомбежка прекратилась, меня нашли в палатке. Я защищал девочку, накрыв своим телом.

Должно быть, я приполз туда, хотя я не помню, как это было…

– Вы снова спасли ее.

– Всего минуту назад…

– Шшш, – произнесла Джекки, нежно гладя его по спине, словно утешая. – Вот что, значит, случилось с твоей спиной…

Вдруг она запнулась, и теперь уже он, прижав к себе, утешал ее.

– Забудь об этом. Забудь все, что ты видела.

– Нет! – Она отпрянула. – Я хочу видеть. Сейчас.

С этими словами Джекки начала расстегивать его рубашку. Он схватил ее за руки, чтобы остановить, но она так посмотрела на него, что он сдался. Она наклонилась вперед и поцеловала так нежно, что его возбужденное тело потянулось к ней.

Затем, пока он приходил в себя, она вытащила полы его рубашки из-за пояса джинсов, сняла ее и бросила на пол, прикоснулась к нему…

Сначала ее ладони поглаживали его руки и плечи, затем скользнули на изрытую шрамами спину. Она прильнула к нему, прослеживая пальцами каждый рубец.

– Тебе больно? – спросила она.

Больно? Ее щека прижалась к его груди, ее волосы ласкали его щеку… В этот момент он чувствовал только боль желания в набухшей плоти.