Они подъезжают к проходной. Ворота закрыты. Орехов дает долгий гудок. Ждут. Не открывают. Неужели не дождались их, они ведь опоздали всего на полчаса. Орехов выходит из машины, и в это время возле проходной появляется молодая высокая женщина.

– Вы к энергетику? – спрашивает она почему-то с удивлением.

– А что, не похожи?

– Мне сказали – химик приедет. – Она рассмеялась и пошла открывать ворота. – Проезжайте, они ждут.

Энергетик пересчитывает бутыли с кислотой, расставленные почти правильными рядами. На плече его белой рубашки ржавое пятно. Лоб блестит от пота.

– Столько хватит? – спрашивает он, не здороваясь.

– Вот у нас главный спец, лучший в городе, а может быть, и в крае.

Орехов знает, что говорить: один будет доволен комплиментом, другой – работником. Все довольны, всем хорошо.

Работник скромничает, кривится, но все-таки просит листок бумаги и карандаш. Подсчитывает. Все нормально. Они осматривают схему. По ходу Сережа делает кое-какие замечания, но энергетик то и дело поглядывает на Орехова, ждет подтверждения – с кем начинали работу, с того и спрос. Впрочем, недоделки незначительные, можно приступать. Пока Сережа занимается с рабочими, Орехов обговаривает организационные вопросы. Выясняется, что на заливку кислоты им выделяют всего двух человек. Планировалось – четверо, но двое не пришли. Почему их нет, Орехову не интересно. Люди нужны. Вдвоем не управиться. Энергетик намекает, мол, не возьмутся ли они. Орехов уточняет, что в договор это не входило. Паузы, слова, паузы. Энергетик бросает последнего козыря – дополнительная сотня. Орехов соглашается. Внешне это выглядит как явная уступка. Он не вымогатель, он – человек, готовый прийти на помощь, но он знает цену своему труду, и, наконец, он не один. Они идут на склад за спецодеждой. Высокая молодая женщина стоит возле проходной.

Что это у вас работницы в домашних халатах ходят?

– Сторож. Мать-одиночка, подрабатывает у нас.

Орехов встречает ее взгляд. Интересная женщина, высоковата разве. На обратном пути его глаза сами по себе обыскивают окна сторожки. Женщина вынесла стул и греется на солнышке, в книжку смотрит. Но не время, не время заглядываться на матерей-одиночек. Дело есть дело.

И наконец приступили.

Сто рублей не деньги, но возле бака с кислотой не сладко. Орехов поглядывает на Сережу – ничего, пыхтит, мужиков подбадривает, наверное, еще градусы действуют, в самую вонь лезет, противогаз сбросил, лицо красное, потное и бездумное, губы шевелятся, шепчет что-то. Неужели стихи сочиняет? А бутылям конца и краю нет.

Энергетик собирается домой. Ну конечно, он свое сделал. Орехов, разумеется, его подвезет. Нужному человеку незазорно оказать уважение. Правда, живет он далеко. Так не на горбу же его потащит, на то и машина имеется.

– Отмоете? – спрашивает энергетик.

– Должны.

Забегать вперед с обещаниями Орехов не собирается. Всякое может случиться.

– Смотрите не подведите.

– Все, что от нас зависит, сделаем.

Возвращается Орехов через час. Высокая женщина открывает ворота.

– Водичкой, хозяюшка, не угостишь?

– Может, чаю хотите?

На вид ей около тридцати. Орехов смотрит на дверь, за которой она скрылась, и с нетерпением ждет. Вроде как не успел рассмотреть. Она возвращается с зеленой эмалированной кружкой. И на ее халате – зеленые цветы. Орехов залпом выпивает холодный жиденький чай и просит повторить. Она приносит еще кружку.

– А имя у доброй девушки есть?

– Есть. Роза.

– Оно вам идет.

И зарделась – не балуют, наверное, комплиментами. Привычнее видеть розы под охраной, а эта – охраняет сама. Но Орехову нравится, что она сторожит, что у нее ребенок и нет мужа. Интересно, как у этой розы насчет шипов? Несколько раз он, как бы нечаянно, дотрагивается до ее плеча. После каждого прикосновения она пугливо отстраняется, но молчит. И Орехову уже ясно, что она не такая уж недотрога. Он давно усвоил – уверенные в себе женщины чаще всего спокойно позволяют приобнять себя и могут даже притулиться к мужчине податливым плечом, зная, что в любой момент смогут восстановить необходимую дистанцию. Локоток Розы от прикосновения сразу напрягается и дергается от чужой руки. Орехов не спешит, осторожничает. Да и пора ему – люди упираются, а он чаи гоняет, не по-мужски это.

Без разговоров, он с ходу подключается к работе. Пока он ездил, пустых бутылей заметно прибавилось, сразу и не сосчитаешь. Но считать некогда. Главное – не суетиться и не путаться под ногами. А если надо, то работать он умеет не хуже других. Однако все устали и садятся перекурить.

– Тяжко, – говорит Сережа, вытирая мокрое лицо. – Слава богу, что котел маленький.

– У вас что – всегда такая гонка?

– В общем-то, мы не грузчики, но здесь особый случай. Когда чистишь как представитель фирмы, сама собой разводится такая волокита, хоть святых выноси. А когда ты частное лицо, совсем другие пироги. Темп так взвинчивается, что впору тормозить. И объяснение следует искать не только в безвыходном положении заказчика, сроки подпирают почти всегда, просто атмосфера, создаваемая при работе двух контор, располагает к топтанию на месте. Большое количество передаточных звеньев ослабляет связи. А здесь все жестко, поэтому и темпы хорошие.

У него гаснет папироса, он чиркает спичку. Пальцы его трясутся – может, после вчерашнего загула, но скорее после сегодняшней гонки. Орехов уже рад, что выпало работать именно с Сережей. Согласись Гущин – еще неизвестно, как бы все образовалось. Тот бы ни за какие деньги не стал таскать кислоту, слишком печется о своем здоровье. Лично Орехову работать с пьяницами намного удобнее. Ему опять повезло.

– Под горку пошло, – говорит слесарь и подмигивает Сереже.

У них уже наладились отношения. Орехов даже немного ревнует. Его самого пока вниманием не балуют. Но это только здесь. Чаще он быстро находит с людьми общий язык, и с начальством, и с рабочими, жаловаться грех. Но бывает, что словно зверюга страшная пробежит между… И все, сколько ни бейся – никаких контактов. А без них много не наработаешь. Сегодня другое дело: закончили и распрощались. Просто для пользы дела кто-то из них двоих должен был добиться расположения людей. Лучше получилось у Сережи. Да иначе и быть не могло. Орехов то на машине разъезжает, то с Розочкой лясы точит, а они вместе кислотой дышат.

Но до очередного перекура он работает не хуже других, даже поторапливается, все-таки пока он мотался, другие выматывались. Время между перекурами становится все короче, а сами перекуры – длиннее, но Орехову не сидится. Тянет его в сторожку – видно, слишком долго смотрел вчера на Леночку и сегодня слишком много думал о ней. Теперь его угощают горячим чаем. Кружка обжигает губы, и он больше говорит, чем пьет, вернее, расспрашивает и слушает.