Когда Каллиопа выпрямилась, Джемма была уже рядом. Стало светлее. Аэропорт полыхал вовсю, освещая окрестности, словно восходящее солнце. Когда та обернулась, девушка с трудом сдержала крик. Вся одежда реплики была пропитана кровью. Руки и запястья тоже были испачканы.

– Я пыталась помочь ему, – быстро проговорила Каллиопа, – но было слишком поздно.

Джемма не сразу приняла увиденное. Осколки стекла, обломки металла вперемешку с кровью, жуткое застывшее лицо и торчавшая прямо из его лба труба. Было похоже на картины кубистов, которые коллекционировал ее отец. Странное и бессмысленное нагромождение форм.

Затем, через пару мгновений, до нее дошло. Кровь, струйкой стекавшая из уголка его рта. Подушка безопасности, прижавшая его к сиденью. И обломок железной трубы, который, вероятно, оторвался от здания за секунду до взрыва, пробил лобовое стекло и вонзился доктору Саперштайну прямо между глаз. Его очки исчезли. На лице застыло удивление. Он казался озадаченным чем-то неожиданным, словно на знакомой дороге вдруг появился новый поворот.

– Бедный доктор Саперштайн, – прошептала Каллиопа. Звучало почти искренне.

Что же она делала в машине, наклонившись к нему? И почему она вся в крови?

Джемма обернулась, чтобы взглянуть на нее. Реплика быстро изобразила на лице отвращение. Она, как зеркало, отражала все, что видела. Получалось быстро и убедительно, но Джемма опередила ее. Застала врасплох. Успела заметить правду, обитающую под ее кожей, словно насекомое.

С симуляцией всегда есть одна проблема. Она не может подменить реальность.

Джемма не знала, сколько они прошли той ночью в поисках дороги. Может, несколько миль, а может, всего ничего. Они все нарезали круги в темноте. С собой у них не было ни воды, ни фонаря, ни спичек. Никаких шансов найти еду или убежище. Правда, кровотечение удалось остановить. Пит снова туго перевязал ее руку своей футболкой, уже пропитанной кровью насквозь. Теперь она запросто могла подцепить инфекцию, если, конечно, они не погибнут раньше – от голода и жажды. И если их не съедят дикие волки или медведи… или кто там еще из хищников обитает в этих лесах.

В конце концов им пришлось остановиться. Лодыжка Джеммы опухла так, что нельзя было наступить.

Они спали сидя, расположившись между корней старого дуба. По-прежнему шел дождь. Земля была мокрой и холодной. Джемма прижалась к Питу, чтобы хоть немного согреть: на нем не было даже футболки. Она боялась кошмаров, но сон пришел к ней, словно онемение при наркозе. Она просто провалилась в темноту.

Когда Джемма очнулась, показалось, что прошло всего несколько минут. Ее сны, тягучие кошмары с темными птицами, липкими от крови, еще блуждали в памяти. Ночью Пит отодвинулся от нее. Он лежал на земле, свернувшись клубком, словно спящее животное. Легкий ветер играл его волосами.

Каллиопы нигде не было.

Рука Джеммы снова пульсировала от боли. Пару секунд она силилась вспомнить, что произошло. У нее больше нет мизинца. Пуля, которая отсекла ее палец, заполненная дымом ванная, побег. Доктор Саперштайн, мертвый. Сбежавшие реплики.

А в мире все шло своим чередом. Птицы щебетали высоко в ветвях. Солнечный свет струился сквозь бледно-зеленую листву поздней весны.

Джемма позволила себе немного поплакать, уткнувшись в сгиб локтя, чтобы заглушить звук. Она устала и замерзла. Горло, опухшее от дыма, которым пришлось дышать накануне, саднило так, что невозможно было глотать. Хотелось есть. Она видела море крови и выпрыгнула со второго этажа, чтобы спастись от огня, но плакала из-за того, что ей до смерти хотелось хлопьев. А за тосты со сливочным маслом она, наверное, убила бы.

Но Джемма быстро справилась с этим. В голове звучали слова отца: «Никто еще не решил своих проблем, проливая над ними слезы». Было у него и еще одно выражение в стиле хозяина жизни: «Все люди мира делятся на овец и волков. И я точно знаю, к какой категории я отношусь». В данном случае он, пожалуй, был прав. Они все же выбрались из того жуткого места, и поблизости должно быть хоть что-то. Какой смысл строить аэропорт в центре безлюдной пустыни? Значит, где-то рядом есть кофе и бутерброды. Нужно только выбрать направление и придерживаться его.

Пит ворочался и бормотал во сне. Губы у него посинели. Кожа казалась такой бледной и хрупкой, словно пергамент. Джемма внезапно испугалась.

– Пит, – она наклонилась и коснулась его лица. – Пит, проснись.

Он почти мгновенно открыл глаза, и она успокоилась.

– Что, уже пора в школу? – спросил он хрипло с вымученной улыбкой. Джемма засмеялась. Если уж ей придется умереть, хорошо, что он рядом. Пит медленно сел. – Как твоя рука?

– Порядок, – Джемма быстро отдернула ладонь, чтобы не дать ему прикоснуться. Слишком страшно было увидеть, что там, под повязкой. – Каллиопы нигде не видно.

– Что ты хочешь сказать? Как это нигде? – Голос Пита изменился. Он оперся о дуб, чтобы подняться на ноги, придерживая ребра так, словно они болели. Она заметила порезы на его ладонях. Должно быть, они появились, когда он пробирался через разбитое стекло. – Куда она могла подеваться?

– Не знаю. Я проснулась и увидела, что ее нет.

Джемма вновь вспомнила, как реплика стояла у той машины, глядя на доктора Саперштайна. До того, как Каллиопа успела натянуть соответствующую случаю маску, ее лицо выражало не радость, но увлечение, полную поглощенность, словно в том автомобиле ей открылись все тайны вселенной. От этого воспоминания и от ощущения безнадежности Джемму затошнило. Каллиопа и остальные реплики все это спланировали.

Она понимала желание убежать. Даже желание отомстить. Но это… эта резня в аэропорту… и то, что Каллиопа сделала с доктором Саперштайном… это другое. Это было ради удовольствия.

Какое-то время Пит молчал. В утреннем солнце его глаза казались золотыми, и Джемме внезапно захотелось купаться в этом золоте, тонуть в его глубине.

– Мы не можем ее ждать, – сказал он наконец. И, к своему удивлению, Джемма испытала настоящее облегчение. – Нам нужна помощь. Боже… – Его голос надломился. Пит снова попытался улыбнуться, но не вышло. – Гребаные мобильники, да? Полцарства за мобильник…

– Где-то должен быть город, – сказала Джемма, стараясь по большей части удивить саму себя. – Это же Америка, а не Сибирь.

Еще одно любимое выражение ее отца: «В Америке можно рассчитывать только на две вещи: налоги и «Макдоналдс» в радиусе километра».

– Правда, – согласился Пит. – Точно, – но лицо его вовсе не выражало уверенности.

Видеть Пита напуганным было еще хуже, чем бояться самой. Она хотела бы взять на себя его боль и страх, запрятать где-то глубоко у себя в желудке, чтобы ему стало легче.