И прежде, чем Джемма успела хоть что-то сказать, реплика оторвала бант от шляпы и, бросив на пол, принялась топтать каблуком. Выражение холодной злости придавало ей сходства с рептилией. Она бросилась к полкам и принялась бить посуду: чашки, тарелки, кружки.

– Хватит, – закричала Джемма, пытаясь ее остановить, – перестань, Каллиопа!

Но это не подействовало. Напротив, она устремилась в гостиную. Там сорвала со стены зеркало и бросила о стену. Вывалившись из рамы, оно разлетелось на мелкие осколки. Джемма хромала по комнате, припадая на одну ногу.

К беде. Джемма знала, что разбитое зеркало – это очень плохая примета.

– Ну вот, – сказала Каллиопа, когда стекла захрустели у нее под ногами, – теперь оно никому не нужно. Разбито. Теперь оно ничье.

– Не нужно было этого делать, – сказала Джемма сквозь слезы. Во рту появился привкус крови. Оказывается, она сильно прикусила губу.

Реплика рванула к ней, и Джемма закричала. Но та просто схватила ее за запястье и сильно сжала, оставляя на коже отпечатки ногтей.

– А что, если они не вернутся? – еле слышно спросила Каллиопа.

У Джеммы по спине пробежал холодок, словно кто-то провел по позвоночнику ледяной рукой.

– Что? – прошептала она.

Реплика избегала ее взгляда.

– Ты сказала, что люди, которым принадлежит этот дом, скоро вернутся, – объяснила она. – А что, если не вернутся? Что, если они ушли навсегда?

– Какого черта тут происходит? – изумленно произнес Пит. Он переоделся в свободные брюки и чистую рубашку. И хотя глаза у него все еще блестели, словно при лихорадке, бледность уступила место нормальным краскам. Джемма даже удивилась тому, какое сильное облегчение испытала при его появлении.

Каллиопа застыла на секунду, тяжело дыша. Затем она выскочила из дома, громко хлопнув дверью.

– Что-то тут не так, – сказала Джемма, вспомнив взгляд Каллиопы, ее цепкие пальцы и горячее дыхание.

«Что, если они не вернутся?»

– Это еще слабо сказано. – Пит попытался улыбнуться, но вышло неуклюже, словно он уже забыл, как это делается.

– Нет же, – он ничего не знал. Он же не видел, как реплика смотрела. Не слышал, что она говорила. – Я хочу сказать, кто бы здесь ни жил, они должны были уже вернуться домой. Так почему их нет? Где они?

– Эй, – парню приходилось ступать очень аккуратно. На нем не было обуви, а пол в комнате был усыпан осколками. – Дыши глубже, ладно? Ты просто напугана.

– Что, если… Что, если она с ними что-то сделала?.. – Слова застревали в горле от одной мысли об этом. Если бы Пит вовремя не подхватил ее, Джемма, наверное, упала бы.

– Да ладно, – успокаивал он, – перестань. Не выдумывай. Ты просто устала.

– Ты не слушаешь, – настаивала она. На секунду ей показалось, что реальность ускользает, зыбко колеблется на ветру, словно парус. – Она спросила, что, если они не вернутся.

– Она никогда не выходила за пределы Хэвена, – ответил он. – Она сбита с толку.

Джемма покачала головой. Во рту был неприятный привкус. Это она была напугана и сбита с толку.

– Где же тогда хозяева? – продолжала она. – Ты же сам сказал, что в отпуск улететь они не могли.

Волосы у Пита были мокрыми, и, когда он запустил в них пальцы, ладонь заблестела от влаги.

– Может, они пошли в город.

– Какой город?! – Джемма перешла на крик, и ей было все равно. – Что-то я не заметила никакого города. А ты, Пит? На самом деле мы, наверно, и сидим тут только потому, что никакого гребаного города тут нет!

Он резко опустил руки.

– Ну, может, они ушли на пикник. Или на фестиваль укулеле[8]. Варить мыло из щелока. Откуда мне знать?

Пит сдерживался изо всех сил, но было заметно, что он уже теряет терпение. Раздражение проступало сквозь его обычное спокойствие, словно острый угол, выпирающий из пакета и угрожающий вот-вот прорвать тонкий пластик.

– Я хочу сказать… Черт, да она даже не знает, что такое амбар. Что она может сделать?

– Она прекрасно знает, что такое амбар, – огрызнулась Джемма. Глупо спорить, но она уже была готова расплакаться. – Она же сама его так назвала. Каллиопа умнее, чем кажется.

Пит нахмурился. Джемма боялась, он опять скажет, что она сходит с ума, и она начнет плакать. Но парень просто покачал головой.

– Слушай. Я и представить не могу, каково тебе… – Он не смог договорить. И снова покачал головой. – Я имею в виду, находиться рядом с ней. Видеть свое лицо… – Он вымученно улыбнулся. – Даже мне не по себе, когда вы стоите рядом… – Он резко ударил по столу ладонью, словно хотел прихлопнуть невидимое насекомое. – Я бы тоже съехал с катушек.

Джемме показалось, холодный ветер дохнул ей в лицо. И сама она превратилась в полупрозрачную дымку, готовую вот-вот рассеяться.

– Ты считаешь, я съехала с катушек?

Пит молча смотрел на нее. Бледные ресницы. Веснушки, губы, форма носа. Она так часто изучала его лицо, каждый раз убеждаясь, что оно прекрасно и принадлежит ей. Но лицо – это всего лишь мозаика, случайный набор физических характеристик, который еще ничего не значит.

– Любой бы съехал с катушек, – произнес он и попытался взять ее за руку, но она резко сжала ладонь в кулак. Странно, но это движение отозвалось болью во второй, раненой, кисти. – Она – не ты. У вас нет ничего общего. Не бойся.

– Я и не думаю, что мы похожи, – ответила Джемма. – Мы абсолютно разные.

Но, произнеся это вслух, девушка сразу поняла, что ее слова не были до конца правдивыми. Разве не в этом заключалась проблема? Она могла быть Каллиопой, а Каллиопа – ею. Людям достаются разные тела по воле случая, судьбы или Господа Бога – кто во что верит. Но если тела, голоса, волосы, глаза, пальцы и даже ногти одинаковые, как понять, в чем разница? Ей пришлось бы все время отделять себя от Каллиопы, словно вторую голову из сказки про Змея Горыныча. И все равно она бы чувствовала эту странную двойственность внутри.

– Пойди лучше ополоснись, – сказал Пит тоном, который она ненавидела. Так говорил ее отец, подразумевая свое вечное «уж мне-то лучше знать». – Тебе станет легче, обещаю. А когда ты вернешься, мы тут же отправимся в путь на местной телеге, обратно в двадцать первый век.

Джемма понимала, что он пытается помочь, но не смогла улыбнуться. Она не позволила Питу отвести ее в ванную, хотя из-за опухшей лодыжки пришлось цепляться за мебель, чтобы устоять на ногах.