Сидя на кухне, она наблюдала за кружащимися в воздухе пылинками и боролась с ощущением того, что они вторглись на чужую территорию. Нет, это была не история про Машеньку, которая забралась в дом к медведям и поела из их тарелочек. Скорее она чувствовала, что здесь дремлет некая темная тайна, которую им лучше не будить. Страшно было даже дышать как следует.

Каллиопа же, напротив, по-хозяйски сновала по комнатам, выдвигала ящики и трогала разные вещи. То любовалась ложками, щипцами для сахара, кувшинами, вазами и консервным ножом, то переходила к игольницам и лоскутным коврикам. Она исчезла ненадолго и вернулась, напялив еще одно платье поверх первого и вязаный свитер, доходящий ей до середины бедер. На голове у нее красовалась широкополая шляпа. Джемма хотела остановить ее, попросить не прикасаться к чужим вещам, но слова застряли в горле. В голове вертелась сумасшедшая мысль, что реплика меняет не одежду, а кожу.

Каллиопа не была больна. Этот факт Джемма осознала с опозданием. Она действительна была худой, даже слишком, голова ее была побрита, зубы кривоваты. Но она не болела, как Лира, состояние которой бросалось в глаза, как ни скрывай. Реплик заражали разными вариантами прионов. Некоторые действовали быстрее, чем другие. А еще были контрольные группы.

Мысль о том, что Лиру заразили, а Каллиопа оставалась здоровой, отравляла Джемму, хоть она и не понимала до конца почему. Она ведь почти не знает Лиру. И она здесь из-за Лиры. А та поблагодарила ее лишь однажды. И наверняка ей плевать, жива Джемма или нет.

– Не стоит трогать все подряд, – наконец сказала девушка.

Каллиопа уже сбросила платье на пол и принялась изучать густую метлу, прислоненную к печке. Она запустила пальцы в щетинки и потянула, выдернув несколько штук.

– Почему?

Джемма почувствовала, как вся накопленная усталость разом навалилась на ее плечи.

– Потому что они тебе не принадлежат, – ответила она. – Это не твой дом.

Тень легла на лицо реплики.

– Почему не мой?

Джемма уставилась на Каллиопу. На самом деле она понятия не имела, как объяснить подобное.

– Мы можем жить здесь, – добавила реплика. Похоже, она совсем не понимала, что значит «собственность».

– Потому что… тут живут другие люди. И они вернутся. Им нужны эти ложки, шляпы, кружки и… все остальное.

Каллиопа сняла шляпу и повертела в руках.

– Но нам они тоже нужны, – сказала она через пару секунд. – Не значит ли это, что они теперь принадлежат нам?

– Нет, – Джемме пришлось напомнить себе, что реплика многого не понимает и это не ее вина. – Дело не в том, кому вещи нужны, а в том, что… Просто это их дом. Он им принадлежит.

– Почему? – нахмурилась Каллиопа.

– Просто потому что, – отрезала Джемма. – Потому что дом их. И всегда был их. Наверное, они сами его построили.

– То есть, если ты что-то создал, оно автоматически принадлежит тебе? – резко спросила реплика, и Джемма поняла, что зря затеяла этот разговор.

– Нет, – осторожно ответила она, – не всегда.

Каллиопа опустила глаза. Костяшки ее пальцев, сжимающих край шляпы, побелели.

– Ты не принадлежишь Хэвену. И никогда не принадлежала.

С минуту они молчали.

– Я просто никогда не видела столько вещей сразу, – сказала реплика так тихо, что слова донеслись до Джеммы легким дуновением ветерка. Ей немедленно стало стыдно. – Мне всегда хотелось иметь что-то свое. Нам всем хотелось. Ведь только настоящие люди могут владеть вещами.

– Мне очень жаль, – искренне сказала Джемма. Как же она сможет исправить Каллиопу, когда даже не понимает, с чего начать? – Но человек определяется не имуществом. Совсем не в этом дело.

– В чем тогда? – спросила реплика. – В чем же?

Джемма снова оказалась в тупике. Каллиопа вертела шляпу в руках.

– В Хэвене медсестры иногда забывали вещи. Например, заколки для волос. Хотя у нас-то все равно нет волос, это запрещено. Номер Сорок любила ручки. Ей нравилось их сосать. Язык всегда был черный от чернил. Может, поэтому она была идиоткой. Я однажды нашла целую пачку жвачки, а у Кассиопеи был браслет. Мне он так нравился, но она спрятала его, чтобы не отобрали, – реплика покачала головой. – Но в итоге у меня есть кое-что получше. Потому что я всегда наблюдала. Другие оно не обращали внимания. А я внимательная. Я замечала, как люди говорят и что делают.

Легкий ветер всколыхнул занавески, которые отбросили на скатерть бледные тени. Словно лица всплыли на поверхность и вновь исчезли.

– Медсестры прятались в туалете, чтобы поговорить по мобильнику, – она говорила «мобильник», как другие говорят «церковь», словно это слово обладало некой особой силой. – Это было запрещено, но они все равно болтали. И однажды я нашла телефон. Кто-то забыл его, а я спрятала. И была очень, очень осторожна. Когда Большую Медведицу застукали с кошельком сестры Максин, нас всех обыскали. Ее избили так, что все лицо опухло, а потом еще и в Коробку отправили.

У Джеммы во тру пересохло.

– Весь первый день я была ужасно счастлива и пряталась на другой стороне острова. Пропустила обед и Осмотр. После мне, конечно, влетело, но оно того стоило. Время от времени экран мобильника загорался и играла музыка. А еще я набирала разные цифры и нажимала на все кнопки подряд, и один раз мне даже кто-то ответил. «Алло», – сказал женский голос. Но я побоялась ответить. Хотя слушать было приятно. А потом как-то раз музыка заиграла слишком громко, и медсестры нашли его у меня, – Каллиопа насупилась. – Медсестра Максин сказала, что, если еще поймает меня на воровстве, отрежет пальцы. Я так радовалась, когда Хэвен сгорел, – добавила она ни с того ни с сего резким тоном. – Когда крыша взорвалась, я чуть не умерла от счастья. Надеюсь, она была там вместе со всеми остальными медсестрами. Надеюсь, на них заживо сгорела вся кожа.

Джемма сделала глубокий вдох, борясь с приступом тошноты.

– Но представь себе, сколько людей погибло в том пожаре, – возразила она. – Подумай о детях, о всех тех малышах, которых тебе так нравилось навещать. Вспомни, ты рассказывала мне. Они ведь умерли.

Лицо реплики не изменилось.

– Что-то всегда умирает, – сказала она. – В Хэвене все время что-то умирало. Большинство Розовых и Желтых умерли. Коричневые тоже. Они все равно начали болеть, у них что-то с головой было. Забывали, где их кроватки, и вообще были бестолковые.

– Вот как, значит, – Джемма едва сдерживалась, чтобы не перейти на крик. Каллиопа нахмурилась, словно ей не понравилось сказанное. – И ты не сожалеешь об этом? Тебе их совсем не жаль?

Каллиопа долго стояла молча, пристально глядя на Джемму. Костяшки ее длинных бледных пальцев, сжимающих краешек шляпы, которую она нашла в одном из шкафов, побелели.

– Если не вещи, которыми ты владеешь, делают из тебя человека, – наконец сказала она задумчиво, – и не умение создавать, то, может, умение разрушать?