Они не потеряли ни секунды этой ночи. На рассвете он лежал, так ничего и не утоливший, растерянный, как человек, которому коварно подсунули сокровище, чтобы вскоре жестоко и цинично его отобрать. Берта вышла в другую комнату и вернулась в том прозрачном платье с цветочным узором. Она даже подкрасила губы и ресницы.

– Ну, как, хорошо?

– Сказка. Я лежу и думаю, можно ли этой идее помешать… Хотел даже напомнить тебе о Юре. Но я понимаю не хуже, чем они. Если ничего не делать, Юра рядом с нами в большей опасности, чем был в детском доме.

– Мой дорогой. Я хотела тебе сказать, что сделаю все, что ты скажешь. Можешь даже приказать. Покричать, можешь побить. Какое бывает нормальное счастье – подчиняться своему мужчине. Нам надо за это мое счастье побороться.

– Да, – принял решение Анатолий.

В кабинете Земцова собрался его обычный мозговой центр. Масленников, Кольцов, Армен, Вадим.

– Результаты эксгумации останков Ивана Григорьевича Смирнова, проживавшего в последние месяцы в статусе лица без определенного места жительства. Диагноза «пневмония» при жизни не было. Явное отравление ядом, который не представляется возможным определить. Разрушение стенок пищевода, затронуты и другие внутренние органы, в частности легкие. Что и дало такую картину болезни. По воздействию яд схож с радиоактивным воздействием.

– Бомжи, с которыми Смирнов проживал, – сказал Земцов, – показали, что он с ними не пил, питался отдельно, покупал продукты в ближайшем магазине. Проверяем людей из цехов разделки, готовки и расфасовки. Теперь о другом. Я открыл дело на главврача дома ребенка для детей с ограниченными возможностями на основании смерти девочки, задохнувшейся во время пожара. У Стрельниковой был как минимум час, чтобы самой организовать эвакуацию детей. При проверке документов обнаружилось, что на умерших в доме-интернате детей финансирование получали как на живых. Захоронений как таковых нет. Ищем. Для умирающих детей, чья смерть оформлялась, выделен кусочек кладбища. Придется проверять, по одному ли ребенку в каждой могиле. Истцом по фактам жестокого обращения в данном детском доме, подмены качественных и дорогих препаратов дешевой подделкой выступит Берта Иванова. Ответчик – департамент здравоохранения Москвы, у которого за долгие годы такой практики не возникали вопросы к своей ставленнице. Мы, естественно, ищем там ее «кураторов». Ордер на арест Тамары Петровны Стрельниковой будет получен сегодня. Что у вас нового, коллеги?

– Есть, – поднялся Армен. – Старая «Чайка», угнанная два года назад от гаража Генпрокуратуры, обнаружена на видеорегистраторах в день расстрела Виолетты Пановой и Бориса Георгиевского на ближайшем перекрестке рядом с домом Виолетты. Время совпадает. Мы проследили ее путь. Он ведет в «Приют Инессы». Они пользуются этой машиной, но для того чтобы узнать, кто именно ездил на ней в день убийства, решили пойти в обход. Мы стараемся не спугнуть и получить полную информацию изнутри. Для чего нашли человека, который служил в органах вместе с начальником охраны приюта Зориным. Человек сейчас тоже охранник в одной фирме – неделя через неделю. Договорились с ним. За хорошие деньги. Он случайно встретится с Зориным, пожалуется на плохую зарплату и предложит свои услуги юриста, каким он по образованию как раз и является. Согласится и на работу в охране. Пока все.

– Нормально, – заключил Земцов. – Ситуация такая, что нам сейчас больше нужен след, чем живой или мертвый исполнитель. Всем спасибо. Встретимся там, где договорились. У дома Берты.

Во второй половине дня в окно постучался ветер, затрепетали от страха ветки, в тревоге скрылось солнце. Берта одевалась на свою первую прогулку. Натянула две пары брюк-стрейч, надела теплую кофту, посмотрела на себя в зеркало и все сняла. Анатолий почти в панике наблюдал, как она надевает это платье, которое он в каком-то помешательстве заказал для нее. Для ее радостных событий. Берта достала нарядные босоножки.

– Ветер, – только и сказал он.

– Хорошо, – ответила Берта. – Платье будет взлетать и светиться. Заметно издалека. Я наброшу шаль. Умоляю, не беспокойся. Если бы я была просто очередной жертвой, меня бы нашли давно. Потолок бы обрушился… Да что угодно! А сейчас это просто спектакль. И ты будешь с ними, все увидишь.

– Да. Они сказали мне выйти через полчаса. По твоему маршруту – машины, которые там обычно стоят. На них никто не ездит. И все обычное. Беседки с одними и теми же людьми, спортивные площадки. Кусты, деревья. Ты можешь бежать в любую сторону.

Берта вышла. Солнце на миг ей просияло, как будто указывая путь. Она шла совершенно спокойно. Встречала соседей, они ей улыбались, говорили ни о чем. Спрашивали, не холодно ли ей.

– Нет, – отвечала Берта. – У меня что-то вроде нервной лихорадки. Жарко. Врач прописал мне прогулки в это время. Поставил диагноз: депрессия.

– Конечно, – печалились соседки. – Такое пережить. Ты очень похудела. Надо хорошо питаться.

И Берта шла печалиться дальше. Ей сказали гулять не меньше часа. И она шла, как велели: по людным местам и по безлюдным тропинкам. На машины, беседки, спортивные площадки не смотрела. Держалась взглядом за траву, за ветки деревьев, за дрожащее пение птиц. Это помогало. От этого опускало. И тепло становилось от мысли, что она уцелеет, что они с Толей завтра поедут к Юре. Что она знает: у мальчика есть надежда справиться со страшной болезнью, получить от жизни те радости, которых он не знал никогда. Вечером она позвонит его матери. Она найдет слова.

Берта, конечно, доверяла мужчинам, которые отслеживают сейчас ее маршрут. Ведь одному она слепо доверяет все – сердце, душу и тело. Но последние пять минут дались ей, как год бесконечного странствия по выжженной чужой земле. Даже трава под ногами кончилась. Она потеряла свою шаль. Достала из сумочки через плечо мобильник и пришла, почти прибежала к подъезду ровно в назначенное время. В подъезде попала в горячие объятия Анатолия. Они как-то оказались дома. Он чуть не порвал ненавистное платье, посмотрел мельком на себя в зеркало в ванной, смывая страх, – у него поседели виски. Оказывается, это происходит так быстро.

Он ее купал и кутал. Согревал собой. Пил ее дыхание и сок. Она растворялась в нем. Потом попросила горячего молока, чтобы уснуть. Анатолий вышел с собаками лишь тогда, когда она задремала. И Берта действительно поспала. Проснулась немного порозовевшей. До следующей прогулки без собак и Анатолия столько времени… Почти сутки.

Разговор с Ольгой, дочерью Ивана Григорьевича, не был сложным. Только одна из них была уверенной и знала, что нужно делать. Ольга всхлипнула, узнав о смерти отца. Когда Берта сказала, что ее собираются лишать по суду родительских прав на Юру, документы уже направлены в суд, – она произнесла: «Что поделать… У нас нет других вариантов. Я и здесь без работы. А старший сын окончил школу. Нам платить за его высшее образование. Такая у Юры судьба. Не он один. Таких много».

– У вас есть другой вариант. Пришлите отказ, не дожидаясь судов. Это слишком долго. У Юры нет столько времени. Излечение, практически полное, возможно до пяти лет. Пришлите, пожалуйста, отказ. А мы с мужем подадим документы на усыновление. Ольга, я обещаю, вы увидите своего мальчика здоровым.