Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Дима? – пропищала одна.
– Саша? – пискнула другая.
При этом в голосе обеих баб звучало почти одинаковое отчаяние.
– Что вы тут делаете? – хором спросили они затем у мужчин.
Теперь начали удивляться мужчины.
– Кира?!
– Леся?!
Кастет отказывался понимать, во что он влип. Но одно знал точно, что дело для него добром не кончится. Он сделал отчаянную попытку вырваться. Но брюнет Дима держал его крепко.
– Кто из них нанял тебя? – снова набросились на Кастета женщины, тыча руками в брюнета и блондина. – Кто?
– Отстаньте вы, дуры ненормальные! – отбивался от подступивших к нему женщин Кастет. – Сейчас как в глаз дам!
– Что тут происходит? – раздался громкий голос. – Что случилось? Этот тип что-то у вас украл?
Кастет поднял глаза и окончательно убедился, что сегодня явно не его день. Перед ним возвышался его давний враг – оперуполномоченный Васильков. Кастет водил его за нос уже второй год, практически безнаказанно орудуя под боком у мента. Потому что, как верно заметил классик, против карманников у оперов было разработано слишком мало методов борьбы.
Однако Васильков с такой постановкой вопроса был решительно не согласен. И между ним и Кастетом началась настоящая война, в которой пока что Кастету везло. Чаша весов колебалась. Но только не сегодня. Сегодня рыжий портфель, на котором было полно отпечатков пальцев Кастета, вкупе с показаниями свидетельниц должны были бросить решительные фишки на чашу весов против воришки.
– Этот человек что-то у вас украл? – повторил Васильков свой вопрос.
– Да-да! – обрадовались бабы, а Кастет совершенно сник.
– Вот это? – уточнил Васильков, показывая на все еще лежащий на скамеечке портфель.
– Да-да, его, – снова закивали бабы.
Васильков взял портфель в руки и полез в него.
– Что это? – удивился он, извлекая из недр портфеля вторую пустую бутылку и небрежно свернутую оберточную бумагу.
У Кастета даже в глазах помутилось при мысли о том, из-за какой муры он так глупо рисковал. Надо же было так ошибиться! А эти бабы точно из психушки. Ни одна нормальная женщина не станет таскать портфель, набитый разной дрянью.
Кажется, подобная мысль мелькнула и у Василькова. Тем не менее он доставил всех пятерых в отделение. По дороге потерпевшая и свидетельница требовали от Василькова, чтобы тот любыми путями вытряс из Кастета, кто поручил тому вырвать портфель.
– Никто, – клялся Кастет. – Я один работаю всю жизнь.
– Он врет? – спросила Кира у опера.
– Не думаю, – покачал головой Васильков. – Кастет у нас – личность свободная. Работает исключительно на самого себя. Такие у него принципы, верно, Кастет? Как ты там говорил? Никаких сообщников и женщин, так? Что же ты против них пошел? Видишь, что получилось?
Кастет мрачно отвел глаза. Васильков уколол его в самое больное место. А Кастет не любил критики, даже если она была справедлива.
– Но если он изменил одному своему принципу – не иметь дела с женщинами, то, может быть, изменил и второму? – спросила Кира. – Не иметь сообщников и заказчиков?
– Не мог он ни с кем сговориться, – ответил ей Васильков. – Когда произошло ограбление? Полчаса назад? Так вот, всего сорок минут назад Кастет вышел из нашего отделения.
Пришлось подругам на этом и угомониться. Записав их данные, Васильков отпустил их, предупредив, что, вероятно, им придется явиться на суд в качестве свидетельниц.
– Как? – удивилась Кира. – Будет суд? Но за что? В портфеле же ничего ценного не было!
– Ну, а сам портфель, по-вашему, ничего не стоит? – удивился Васильков. – Ценная вещь, между прочим. Натуральная кожа. И цвет приятный. Да вы не беспокойтесь. Ваш грабитель и без вашего портфеля себе уже на пару лет точно срок наработал. За ним не меньше тысячи эпизодов числится.
– Сколько? – ошеломленно переспросила Кира.
– Может, и больше, – с досадой произнес Васильков. – Он же без выходных, зараза, работает. И в дождь, и в бурю всегда на месте. И не меньше двух-трех краж в день делает.
И, попрощавшись с подругами, он снова уткнулся в бумаги.
– Этот ворюга спутал нам все наши планы, – сердито сказала Кира, выходя из отделения милиции. – И чего он к нам сунулся?
– Что же нам делать? Мы ведь так и не поняли, замешаны ли Борисов и Дима в этом деле, – прошептала в ответ Леся. – Они твердят, что явились к отделению милиции за тем же, за чем и мы.
– Не совсем, – заметила Кира.
– Ну да, но они хотели проследить, не нападет ли преступник на подругу Вероники, когда она потащится с портфелем к ментам. То есть если им верить, то намерения у них были самые светлые.
– И как нам быть? Верить им или нет? – спросила у подруги Кира.
Но у Леси не оказалось времени для ответа. Потому что, стоило подругам выйти из отделения, как к ним подскочили Дима с Борисовым.
– Мы требуем, чтобы вы нам все объяснили! – заявил Дима. – Что это был за маскарад?
– И где подруга Вероники? Почему ее портфель оказался у вас?
– И в нем не было никаких деловых бумаг, а только пустые бутылки из-под шампанского. Почему?
– Вы что, пьянствуете в рабочее время? – наседал на подруг Борисов. – Не помню, когда я вам давал на это свое разрешение.
Подруги переглянулись и расплакались. Слезы – самое сильное женское оружие в их борьбе за место под солнцем. В мире мало найдется мужчин, которые способны вынести женские слезы и при этом не дрогнуть. Во всяком случае, Дима с Борисовым к таким стоикам не относились. Они тут же засуетились возле подруг, наперебой предлагая носовые платки, воду, сигареты, пиво, свежий воздух и бокальчик коньяку.
Решив, что их молодые люди достаточно размякли, Леся с Кирой стали всхлипывать тише. И даже позволили отвести себя в кафе, напоить коньяком и вообще позаботиться о них.
– Так что? – обрадованно, что они больше не ревут, спросил у девушек Дима. – Вы нам объясните, что произошло?
– Мы хотели выяснить, не замешан ли кто-то из вас в этом деле, – сказала Кира.
– Мы должны были это сделать! – с трогательной наивностью воскликнула Леся.
Она еще хотела сказать, что они с подругой должны быть уверены в своих будущих спутниках жизни, но ее остановило окаменевшее выражение лица Димы. Она перевела испуганный взгляд на Борисова и вздрогнула. Тот смотрел на нее как на предательницу.
– Что же, я должен был предвидеть что-то в этом роде, – наконец произнес Борисов, избегая смотреть в глаза красной, как вареный омар, Кире.