Позже я поняла, что Эрколе д’Эсте действительно подвергался немыслимому давлению со стороны родственников, например император Максимилиан запретил ему высылать за мной эскорт!

Но когда эскорт все же прибыл, возглавлявший его Ипполит д’Эсте, мой будущий деверь, озвучил еще одно безобразнейшее условие. У меня много драгоценностей, папа Александр щедро дарил украшения, целая шкатулка осталась после первого брака, не меньше после брака с Альфонсо Арагонским, многое я получила теперь в качестве подарков от отца и Чезаре, подарила украшения мама. Феррарских родственников интересовало, кому перейдут мои драгоценности, стоимость которых заметно превышала размеры остального приданого, и те, которые я должна буду получить как герцогиня Феррарская, в случае если… Семья д’Эсте желала все оставить у себя!

«В случае если…» подразумевало не только мою смерть, но любую ошибку, то есть в Ферраре за мной намеревались следить десятки придирчивых глаз и столько же языков готовы подхватить любой гадкий слух, не задумываясь о его содержании. Я избавлялась от Рима, но не избавлялась от проклятия имени Борджиа!

Но и выхода тоже не было, все зашло слишком далеко, мои родственники, вернее будущие родственники, насладились нашим унижением сполна и еще намеревались наслаждаться. Я уже поняла, что в Ферраре меня не ждет никакой спокойной жизни, никакой спины супруга, за которой можно спрятаться, никакой любви родственников.

Я прошипела сквозь раздвинутые в улыбке аспида губы прямо в красивое лицо кардинала Ипполито:

– Когда я стану настоящей герцогиней Феррарской, вам всем будет очень стыдно! – Повернулась к отцу и со смехом попросила подписать все бумаги: – Со мной ничего не случится. Борджиа яд не берет!

Феррарцы испытали потрясение, хотя никому бы в этом не признались. А я теперь родственников за перенесенные незаслуженные унижения просто ненавидела. И презирала за алчность и желание заработать на мне как можно больше дукатов.

Изабелла Мантуанская, моя будущая золовка, приставила шпионить за мной в моем собственном доме мерзкого Иль Прете. Когда моя служанка Лаура призналась, что он пытался подкупить ее, чтобы проникнуть в спальню в мое отсутствие, я приказала тайно от всех привести этого червяка. Он был изумлен приглашением в спальню дамы, но подчинился, вероятно намереваясь использовать свой визит, чтобы пустить очередной грязный слух. Понимая, что это может случиться, я попросила прийти и кардинала Лиссабонского, заподозрить которого из-за его очень почтенного возраста и безупречной репутации в связи со мной не пришло бы в голову даже самому отъявленному лгуну.

Поинтересовавшись у Иль Прете, что именно он хотел увидеть в спальне, когда подкупал мою служанку, я предложила осмотреть все в моем присутствии, чтобы подробно описать мои покои его госпоже Изабелле. Воспользовавшись растерянностью и замешательством шпиона, я посоветовала ему впредь, если вознамерится подкупить моих слуг, увеличить вознаграждение в сто раз, поскольку предложенное им оскорбительно даже для моей служанки. И у него на глазах подарила Лауре перстень с огромным камнем – за верность. К чести служанки, она попыталась вернуть мне его, как только за нежеланным гостем закрылась дверь, но я не приняла со словами, что действительно ценю верность, которая редка в жизни вообще, а в Риме особенно.

Вспоминать свадьбу без жениха не хочется. Феррара не так далеко от Рима, Альфонсо д’Эсте мог приехать за мной сам, чтобы подчеркнуть уважение к моей семье и мне самой, но как ожидать уважения от того, кто об этом и не мыслит?

Мой отец купил для меня наследника Феррары в качестве супруга, но это вовсе не означало, что я тоже стану герцогиней Феррарской. Зато значило, что в новой семье будут следить за каждым моим шагом и малейшая оплошность будет раздута до размеров преступления, чтобы лишить меня всего.

Теперь я ехала в Феррару не скрываться от брата и сплетен за спиной супруга, не ради семейного счастья, которое было просто невозможно, не ради надежного положения герцогини, а воевать. Я знала, что предстоит настоящая война с моими родственниками, война за свое место в жизни, в Ферраре, за влияние, за саму возможность и впрямь не быть отравленной ради приданого.

Но обретя решимость завоевать свое место, я потеряла отца. Последние слова, услышанные от него, были не словами поддержки и ободрения, а вздохом:

– Зря ты согласилась, я бы нашел тебе прекрасного мужа в Испании. А с Феррарой разобрался бы Чезаре.

Глядя на своих надменно косившихся на меня новых родственников, я думала, что, возможно, он и прав…

Позже, когда я была очень больна из-за отвратительного климата и бесконечных выкидышей, отец не поддержал меня, посоветовав герцогу просто увеличить мое содержание, чтобы мне сразу полегчало. Узнав об этом письме, я поняла, что осталась совсем одна. Но я все равно Борджиа и от этого имени не откажусь никогда!

За приданое, которое везли вместе со мной в Феррару, можно было купить не только герцога и его наследника, но все их герцогство. Ни одна невеста короля не приносила таких денег своему супругу, но сразу же после прибытия начался еще один торг: оказалось, что вес дукатов Рима и тех, что использовали в Ферраре, различен. Герцог вспомнил об этом, когда мы были перед алтарем. Расчет верен, я снова прошипела сквозь зубы:

– Вы получите все сполна!

Не получил, потому что я сумела завоевать свое место, брат своей жестокостью сыграл мне на руку, а отец доплачивать не намеревался.

Могла ли я любить мужа? Ничуть. Брак с самого начала задумывался как брак по расчету. Кроме того, мой супруг не сделал и шага навстречу, наоборот, как мог отказывался от супружества со мной.

Любить родственников? Еще меньше.

Что я увидела, приехав в Феррару, вернее, еще по пути?

Сначала все шло прекрасно, особенно в Сполето, где меня помнили со времени губернаторства. Было приятно почувствовать любовь горожан, их приветливость меня сильно обрадовала.

Но впереди был Урбино.

Ни малейшей моей вины в том, что папа Александр сначала вынудил герцога Урбинского Гвидобальдо Монтефельтро помогать моему бездарному брату Хуану, а потом, когда по вине Хуана герцог попал в плен к французам и содержался в настоящем каменном мешке, отец пальцем не пошевелил, чтобы собрать за него выкуп. Я не виновата, что первой женой моего первого мужа Джованни Сфорца была сестра герцогини и что она умерла при родах.

Я не была виновата, но таковой себя чувствовала, ведь я Борджиа, а значит, должна отвечать за всю семью.

Герцогиня Урбинская не была красавицей – длинное, словно нарочно вытянутое, но при этом широкое лицо, полусонные глаза, верхняя губа больше нижней. Но все недостатки внешности исчезали, стоило услышать ее низкий голос или посмотреть в эти спокойные глаза. Элизабетт Гонзаго по праву слыла красавицей и умницей и заслуженно была любима своим мужем синьором Монтефельтро. Она сумела обойтись без помощи моего отца и наделала долгов, чтобы выкупить своего супруга у французов.