— Отлично, товарищ! — с энтузиазмом воскликнул Махров. — Поступаете в мое распоряжение.

— Почему?!! — выдыхает изумленный таким напором пожарный.

— Как это почему?! — в свою очередь, изумляется Махров. — Странный, надуманный вопрос! Потому что я главнее. Ведите меня живо к ВОХРовцам!

— Да мне некогда, мне пожар тушить надо…

— Ведите, ведите. Я сказал.

Через пятнадцать минут.

Там же

— Так, товарищи военизированные стрелки, властью, данной мне советским народом, объявляю вас всех мобилизованными! — веско роняет политрук Махров. — Приказываю ружкомнату вскрыть, выдать всем прибывающим и желающим сражаться товарищам оружие… паспортные данные только фиксируйте, для порядка. Кстати, какое у вас оружие?

Свежемобилизованный начкар молча протягивает Махрову бумагу.

— Да-а… Надо же… — удивленно присвистывает старший политрук, бегло просмотрев список вооружения. — Скажите на милость! Кто бы мог поверить? Винтовки Бердана! Раритет. Хорошо. Пускай. Товарищ начальник, пошлите всех ваших пожарных сюда. Будем вооружаться…

22 июня 1941 года. 05 часов 25 минут.

Шоссе юго-восточнее Минска

Вдоль шоссе кипит напряженная работа — зека, никем не понукаемые, лихорадочно восстанавливают оборванную связь. Ставят времянки — столбы, тянут провода… Даже лагерные «козлы» — самоохрана отложила в сторонку свои карабины и вкалывает со всеми наравне.

А по шоссе бесконечной чередой тянутся на Восток повозки, машины, идут тысячи людей…

Мычат недоенные коровы, блеют овцы…

Кто-то из беженцев успел основательно собраться — не иначе как с вечера, а кто-то схватил первые попавшие под руку вещи — зонтик, горшок с фикусом, тряпичную куклу…

А вот едет трехтонка — на ней отступает, как видимо, большой районный начальник. Мордатый, упитанный, в косоворотке и пиджаке, в картузе с квадратным козырьком… чем-то неуловимо напоминающий «Дорогого Никиту Сергеевича». Так он даже блондинистую секретаршу с собой прихватил — и бочку свежего пива…[37]

Внезапно вдоль дороги проносится стремительная тень… Нет, это не «юнкерс» или «мессер»… Банальный «Хеншель-126» из подразделения корпусной авиаразведки. Такой пузатенький подкосный моноплан с крестами на плоскостях.

Баммм! Баммм! Это грохнула пара мелких бомбочек… Трах-тах-тах-тах! Это уже из пулемета… И все это, видимо, ради чистого развлечения — сверху прекрасно видно, что на дороге только беженцы…

— От падла… ну, ты мне долетаешься когда-нибудь… — сказал «Росписной», вытирая кровь с оцарапанной щепкой щеки, и оглянулся, привлеченный странным звуком.

Буквально в двух шагах от него в кювете лежит вверх колесами голубая «эмка»-пикапчик с надписью «Почтовая». Около перевернутой машины, среди разбросанных узлов, корзин и чемоданов застыли человеческие тела, похожие на изломанные куклы. Странный звук идет именно отсюда.

Подошедший поближе «Росписной» нагибается и видит, что рядом с молодой мертвой женщиной лежит еще живой ребенок, девочка лет четырех. Странные звуки издает именно она — полустон-полувсхлип.

Вся нижняя часть маленького тельца раздавлена, из сломанных ножек торчат беленькие, как сахар, косточки. Сквозь голубенькую матроску стремительно набухают бурые пятна крови. На полузакрытых глазках ребенка чуть-чуть вздрагивают веки, а пальчики на обеих раскинутых ручках сжимаются и разжимаются…

— Доходит пацаночка… и трогать ее нельзя — видите, позвоночник у нее сломан… — поясняет «Росписной» подбежавшим зекам. — Помрет она сейчас. А может, помучается час или больше…

«Росписной» тяжело смотрит на ребенка, потом поднимает на корешей помертвевшие глаза:

— Знаете что, братва… вы канайте… подальше отсюда… Все равно ничем ей помочь нельзя, а она, бедняжка, может, страдает еще, больно ведь ей… идите-идите!

Зека отходят, отводя от «Росписного» взгляды. «Росписной» достает как будто из воздуха (секунду назад не было ничего в его руках — и вот она есть!) изящную финку… Вскоре полустон-полувсхлип обрывается.

Спустя две минуты «Росписной» медленно подходит к корешам, молча глотая слезы, которые сами собой медленно стекают по его обветренной щеке.

— Забожусь на пидараса… забожусь на пидараса… рвать буду этих сук, зубами рвать! Пока сотню не порву — не сдохну!

22 июня 1941 года. 05 часов 27 минут.

Крепость

Обжегшись на Пограничном, самом западном острове, еще до начала войны находящемся в полуокружении и отделенном от противника всего лишь неширокой заиленной «канавкой» с расположенным по берегу забором, куда согласно еще довоенному плану Прикрытия Границы под спорадическим артминогнем на подмогу пограничникам в эту минуту через Тереспольский мост прорывается батальон 333-го полка вместе с батареей 120-мм минометов и взводом полковых 76-мм пушек, фашисты перенесли удар на Госпитальный остров.

Расположенный южнее Цитадели, остров со стороны противника был надежно прикрыт широким Бугом, мост через который был так удачно взорван в четыре часа утра. (По нему-то немцы по плану и собирались атаковать).

Слева от острова пролегал заполненный водой ров, сзади соединявшийся с Мухавцом, с переброшенным через реку мостом в Цитадель. Хотя что это был за ров — так, канава…

Из расположенных на острове частей к боевым можно было бы отнести только Полковую школу 84-го имени Коминтерна полка.

Хоть название это не очень воинственное — школа… эта часть готовила младших командиров. Поэтому зачисляли в нее лучших молодых солдат, имеющих только высшее и среднее образование и проявивших себя как лидеры во время Курса молодого бойца, как правило, комсомольцев и коммунистов.

Одно плохо: было их всего ничего — около 180 человек с тремя учебными «максимами». Ну еще и несколько пограничников из 3-й резервной погранзаставы, находящихся в это утро в усиленном наряде, — человек десять с одним ручным пулеметом… Наряд действительно усиленный, обычно-то ходили пограничники по двое, со служебной умнейшей собакой… Которую усиленно закармливали вкусностями вольнонаемные медсестры.

Остальные, около 300 советских людей, входили в 95-й медсанбат 6-й стрелковой дивизии, а также Корпусной госпиталь 28-го стрелкового корпуса и Окружной военный госпиталь № 2396 — из тех военнослужащих, кто не отправился ночью в Пинск сопровождать эвакуированных раненых. Врачи, санитарки, медсестры…

Половина из госпитальных были вообще вольнонаемные.

Оружие? Ну, видимо, наверное, было… какое-то… четыре пистолета на госпиталь полагалось по штату… А так их основное оружие — это шприцы и клизмы…

Интересно…

Эта какая же сволочь додумалась разместить Окружной госпиталь на самой границе? То есть, ежели бы курсант Автотракторного училища, к примеру, опустил бы в Борисове себе на ногу ящик со снарядами, то его за 500 километров пришлось бы везти «вперед, на Запад?» Ну-ну…