— Герр генерал, я не могу в это поверить. Вы что, предлагаете мне оставить у себя на заднице этот большевистский чирей? — Командующий 2-й танковой группой Гудериан был настроен очень язвительно. — А потом, как это вы себе представляете: дивизия земляков нашего великого Фюрера в первый же день Великого Восточного Похода спасовала перед кучкой каких-то казарм, складов и сараев?

Шлипер, болезненно поморщившись (он не терпел чужой непрофессионализм, но… субординация, господа!), ответил Гудериану:

— Знаете, господин командующий… Я ведь эти самые «сараи» в 39-м целых три дня штурмовал!

— Ну, русские свиньи — это вам не гордые польские жолнежи… — Гудериан пренебрежительно махнул на слова генерала рукой.

— Вот и я о том же сейчас думаю… Что русские, герр командующий, это, увы, не поляки! — загадочно ответил Шлипер. — Совсем не поляки! — и Шлипер машинально поправил на своей шее Рыцарский Железный Крест, с серебряными цифрами на нем: «1914».

22 июня 1941 года. 05 часов 00 минут.

Южный военный городок

Над складами и боксами погибшей дивизии висят тяжелые клубы траурно-черного дыма…

Жирный пепел хлопьями опускается на речной песок, на воду, на мышиные мундиры саперов, подталкивающих к берегу переполненный паром…

Немецкие артиллеристы могут быть довольны — они хорошо расчистили дорогу своей инфантерии…

Это же время.

КП 235-го гаубичного артполка. Правый берег Буга

— Товарищ командир, товарищ командир, вот, НАШЕЛ!!

В руках румяного, несмотря на то, что он грязен и чумаз, лейтенанта — театральный бинокль…

— Нашел, товарищ командир! — и комполка берет дрогнувшей рукой единственный доступный ему оптический прибор…

Еще 20 июня, согласно приказа штаба Округа, у лучшего артиллерийского «снайперского» полка 4-й армии были изъяты и увезены в Минск на поверку ВСЕ оптические приборы — панорамы орудий, буссоли, разведтеодолиты, стереотрубы…

А 21 июня новым приказом из полка были изъяты ВСЕ БИНОКЛИ…

— Слушай мою команду. Цель сто первая, пехота, основное, наводить по карандашу, два карандаша влево, осколочно-фугасным, взрыватель осколочный, прицел шестнадцать, первому один снаряд, ОГОНЬ!

Русские артиллеристы — лучшие артиллеристы в мире… они могут стрелять без прицелов, без панорам, без буссолей… были бы только снаряды…

Гаубица М-30, великолепное творение товарища Петрова, посылает первый пристрелочный гостинец незваным гостям…

А дальше начинается любимое занятие — пристрелка по наблюдению знака разрыва…

Лево, перелет!

Правее четыре, прицел четырнадцать, огонь!

Право недолет!

Левее два, прицел пятнадцать, батарее, веер сосредоточенный, один снаряд — залп!

И понеслась пизда по кочкам…[35]

22 июня 1941 года.

05 часов 04 минуты. Южный военный городок

Зацепившись за русский берег, немцы начинают лихорадочно окапываться среди чернеющих, воняющих горелым мясом груд металла…

Пока большие дяди из мортирного дивизиона не подавят совершенно некстати ожившую русскую батарею, им лучше немного сбавить темп…

Куда торопиться, камрады? Лето ведь длинное… успеем еще до Москвы вспотеть, и не один раз.

Но мирно отсидеться в тенечке на русском берегу им не удается…

Батальон капитана Басечки в масштабе наблюдаемой Вселенной… Ну пусть в масштабе Западного фронта… Или в масштабе данной конкретной войсковой операции… Все равно — это пустяки, так, мелкая стограммовая гирька на десятичных железнодорожных весах… Только одно дело — мелкая стограммовая гирька, когда взвешивают, к примеру, железнодорожный вагон… И совсем другое дело, когда на весах стоите лично вы и эту гирьку лично вам засовывают… ну куда-нибудь… Почувствуйте разницу!

Танки Т-26 (в девичестве «Виккерс-шеститонный», один из лучших танков 30-х годов) к началу этой войны уже изрядно устарели… Оружие морально стареет очень быстро! Но расскажите об этом сейчас немецким пехотинцам!

«Мчались танки,

Ветер поднимая!

Наступала грозная броня!

И летела наземь вражья стая,

Под напором стали и огня!»

….К недостатку мелкозвенной гусеницы можно отнести то, что немецкие кишки слишком плотно застревают между траками…

22 июня 1941 года. 05 часов 18 минут.

КП 2-й танковой группы

— Ферфлюхтер шайзе! — Гудериан был неистово злобен. — Мы уже час с четвертью как воюем и еще нигде не создали надежного плацдарма! Квачундшайзедоннерветтернохемаль!!![36]Где наша артиллерия, где наша авиация, я вас спрашиваю! Молчать! Отвечайте же мне немедленно! Где?! Молчать!!! Почему вы молчите?!! Вы что, глухой? Или немой?!! Молчать!!

Фон Меллентин послушно молчал, растерянно протирая свой монокль беленьким кружевным платочком.

22 июня 1941 года. 05 часов 19 минут.

Вокзал «Брест-пассажирский»

У платформы стоит совершенно фантасмагорический поезд, собранный из, вероятно, всех существующих типов вагонов: вагоны классные, теплушки, открытые платформы, цистерны…

Все забито людьми — сидят на крышах, висят на подножках…

Железнодорожная милиция из местного линейного ОВД с трудом сохраняет порядок — в первую очередь сажают детей и женщин… стариков, увы, нет…

Разыгрываются десятки трагедий — шум, крики, истошный плач…

Наконец, прицепленный в голове состава тендером вперед маневровый паровозик дает свисток, и поезд, как Ноев ковчег, отплывает к Кобрину…

— М-да… считаю, что задачу я свою полностью выполнил, членов семей военнослужащих на Восток отправил, а дальше мне что делать? — Старший политрук Махров вздохнул с облегчением и тут же схватил за рукав деловито пробегавшего мимо него озабоченного чем-то мужчину в серой гимнастерке: — Стойте, товарищ… Вы кто?

— Я начальник пожарной команды НКПС… извините, я очень спешу. Пожар!

— Вам спешить больше некуда. Товарищ, скажите… а оружие на станции есть?

С досадой на прицепившегося некстати военного пожарный ответил:

— Ну как же не быть. У нас здесь военизированный отряд стрелков ведомственной охраны, а у них есть оружейная комната…