В машину они сели молча. Когда Керк повернул ключ зажигания, Уилли-Боб робко спросил:

– Или я ошибся?

Повернувшись к нему, Керк негромко рассмеялся:

– Нет-нет, все верно.

– Тогда почему?..

– Не мог видеть, как этот сукин сын над тобой измывается прямо на улице. Я не мог этого допустить.

– А знаете, я его люблю.

– Тем хуже. Но теперь ты в надежных руках.

– И как вы со мной поступите?

– Считай, что я – человек без носа. А ты – пачка салфеток «Клинекс». Что-нибудь придумаю.

Керка разбирал смех. Уилли-Боб тоже стал похохатывать.

– Ой, не могу поверить! Это было шикарно!

У обоих потекли слезы.

– Считаешь? – спросил Керк и выехал со стоянки, увозя своего пассажира.

Они нашли закусочную, но и тогда не могли удержаться от смеха. Заказали через окошко два гамбургера, картофель фри, пиво и стали ждать, пока пройдет хохот.

– Господи, как вспомню его физиономию! Ох, как полегчало-то! – не унимался Уилли-Боб.

– На то и был расчет, – сказал Керк.

– Впервые в жизни, впервые я настоял на своем!

«Не больно-то ты настаивал», – подумал Керк, но смолчал.

– Представляю, как он сейчас мечется по бульвару, ищет меня, беснуется… – Тут у него дрогнул голос. – Господи, что будет, когда он меня найдет! К тому же мои вещи у него дома.

– Разве у вас не общее жилье?

– Мы снимаем квартиру на Фаунтин.

– И много там твоего барахла?

– Порядочно. Одежда на смену. Туалетные принадлежности. Раздолбанная пишущая машинка. Вроде это основное.

– Не густо, – сказал Керк.

Заказ подоспел как раз вовремя – пауза грозила затянуться. Ели они в молчании. Сжевав половину гамбургера, Уилли-Боб сдавленно спросил:

– Можно все же узнать, что вы собираетесь со мной делать?

– Ничего.

– В принципе, я готов. Я ведь вам обязан.

– Ничем ты мне не обязан. А вот себе – обязан. Завязывай с этим делом или вали отсюда.

– Вы правы. И все-таки я не понимаю, почему вы это сделали, почему мы с вами сейчас тут сидим?

Керк сосредоточенно жевал гамбургер, глядя на лобовое стекло, где остались пятнышки от разбившейся мошкары. Он пытался расшифровать тайные знаки, образованные этими засохшими метками.

– Если две собаки начнут спариваться посреди улицы и не смогут расцепиться, я выскочу из машины и окачу их из шланга. Если совенок выпадет из гнезда, я его подберу, принесу домой и буду отпаивать теплым молоком. Черт его знает.

– Значит, я совенок, выпавший из гнезда?

– Очень похож.

– И летать не умею.

– Потому я за тебя и вступился.

– Но вы же обо мне ничего не знали.

– Ну почему же, знал. Мне достаточно было видеть твою походку. Слышать твой голос.

– О нем вы тоже ничего не знали.

– Знал – видел его походку, слышал все про его жизнь, а заодно и про твою.

– Вы ужасно проницательны: все видите, все слышите.

– Это качество мне в минус. От него сплошные неприятности. Вот мы с тобой здесь сидим. А дальше что?

Разделавшись с гамбургерами, они откупорили пиво, и Уилли-Боб сказал:

– Может, поживем вместе…

– Еще чего, – перебил Керк и тут же осекся. – Пойми, я просто-напросто тертый калач, глаз у меня наметан, но я, мягкотелый придурок-благодетель, увяз по уши в своих подвигах, а теперь не знаю, куда деваться, – равно как и ты. На самом деле мы друг другу совершенно не нужны. Единственное, что нас сближает, – это мое сочувствие и твой страх.

– На это и будем рассчитывать, – сказал Уилли-Боб. – Поедем к тебе? То есть если мы сегодня поедем к тебе.

– Твоя уверенность тает с каждой секундой.

– Боюсь до смерти. Чувство такое, будто меня вырвало в церкви.

– И Господь Бог тебе этого не простит, так, что ли?

– Он меня никогда не прощает.

Керк отхлебнул пива.

– Твой парень не Господь Бог. Он Люцифер. А его жилище – ад на земле. Лучше застрелиться, чем вернуться к нему.

– Понимаю, – кивнул Уилли-Боб, закрыв глаза.

– А сам к этому склоняешься, верно?

– Верно.

– Давай снимем тебе комнату на ночь. Побудь наедине с собой – может, тогда…

– Наберусь храбрости?

– Черт возьми, кто я такой, чтобы тебе советовать?

– Господи, мне как раз нужен совет. Да, номер в гостинице – было бы неплохо. Только у меня денег нет…

– Думаю, такой расход мне по карману, – сказал Керк.

Он завел машину, и Уилли-Боб попросил:

– По дороге в гостиницу – если, конечно, это не слишком большой крюк – нельзя ли нам проехать мимо твоего дома, просто чтобы я посмотрел…

– На что там смотреть?

– Снаружи, естественно, – на дом, где ты живешь с семьей, – ты ведь женат, правда? Хочется увидеть что-нибудь основательное, надежное. Только проедем мимо – и все, можно?

– Ну, не знаю, – растерялся Керк.

– Можно? – повторил Уилли-Боб.

Они покружили по Голливуду. Керк спросил:

– Ты где-нибудь работаешь? Ясно: нигде. Завтра привезу тебе объявления о вакансиях, чтобы ты мог встать на ноги и разобраться в себе. Давно ты живешь – если можно так выразиться – с этим негодяем?

– Уже год. Лучший год моей жизни. Целый год. Кошмар всей моей жизни.

– Из крайности в крайность. Мне знакомо такое чувство.

У одноэтажного белого особняка, где жил Керк, они снизили скорость. Одно из окон светилось мягким абрикосовым светом. Даже на Керка повеяло теплом, и он едва не остановился.

– Твое окошко? – спросил Уилли-Боб. – Выглядит изумительно.

– Нормально.

– Боже, как ты добр. Почему я не могу успокоиться и принять твою помощь? Что со мной делается? – простонал Уилли-Боб и пустил слезу.

Протянув ему бумажный носовой платок, Керк неожиданно для себя наклонился и поцеловал его в лоб. На заплаканном лице Уилли-Боба мгновенно высохли слезы и отразилось изумление.

Керк отпрянул:

– Извини. Не обижайся!

Посмеявшись, они развернулись и поехали назад, в Голливуд, где нашли скромную гостиницу.

Керк вышел из машины.

– Нет, садись за руль, – попросил Уилли-Боб.