— Хиреть? — удивился я.

— Ну да, хиреть. Вроде, ничего и не происходит, но город, будто чумной стоит. Вишня не цветет, яблок нет, даже цветы завяли. И люди из него уезжают — мол, жить тут нельзя, и купцы туда товары не возят. Сначала не понимали, в чем дело, а потом слухи пошли — мол, город, предавший своего спасителя, долго на земле не стоит. Ульбургцы и молитвы заказывали, и памятник Артаксу на площади поставили, а все равно.

— А что за Артакс такой? — поинтересовался маг, с удивлением посмотрев на меня.

— А это герой такой. Он к тем приходит, кому беда грозит. Ульбургу герцог Фалькенштайн грозил с лица земли стереть, а Артакс его спас. А потом узников из серебряных копей графа Флика, а может Шлика, освободил. Ну, много чего еще сделал. Но убили его, предательски, в спину, а город прокляли. Правда, я тогда еще маленькая была, но люди рассказывали. А мой отец в Ульбурге два раза был!

— Ясно. Спасибо, милая, — прервал я девушку, вкладывая в ее кулачок еще одну монету.

Так пойдет, то выяснится, что я с драконом сражался, девственниц освобождал. Что там еще? Может, кого-то от великана освободил, старушку через улицу перевел, детишек в лесу нашел, но есть не стал. Стоп. Девица сказала, что меня убили? Когда это успели? С другой стороны, мертвый герой — всегда лучше живого. Со мной такое уже случалось, когда я вернулся в Ульбург, сбежав с каторги. Что-то еще показалось мне важным и странным. Да. Пять лет назад. Почему пять, если прошел всего год?

— А скажите-ка мне, господин Габриэль, что я еще такого не знаю, что мне надо знать? — поинтересовался я у мага.

Габриэль, который и так таращился на меня, словно на крокодила с рогами, вскинул брови:

— Господин Артакс, откуда я могу знать, чего вы не знаете? А уж тем более, чего вам надобно знать?

— Скажем, о том, что время в Силингии и в Швабсонии идет по-разному.

— А оно идет по-разному? — встревожился маг. — А в какую сторону разница? В большую, или в меньшую?

Похоже, волшебник этого тоже не знал. Но если время у нас отстает (м-да, как может отставать время?), то это объясняет то, на что я обратил внимание — прабабушкины платья, устаревшие доспехи и прочее.

— Ну, если в Силингии прошел год, а здесь пять, то в большую. Если здешними мерками — в меньшую.

— Ну, тогда ничего страшного, — выдохнул маг. Достав носовой платок, вытер вспотевшее лицо. — Я опасался, что будет наоборот. Мы вернемся, а там уже произошло нечто непоправимое, а не то вообще окажется, что наши близкие давным-давно умерли. Только, не спрашивайте, почему так происходит. Сразу скажу, что не знаю. Другое дело, что теперь у нас возникнут дополнительные сложности в поисках мальчика. Мы считали, что он провел здесь месяц, а выходит, что пять.

Да, за пять месяцев «неоперившийся» выходец из чужого мира мог обзавестись связями и друзьями. Ну, или погибнуть.

Ладно. Мальчик. Пять лет… Мысли опять вернули меня к имени Уалерий Вайс.

— Мэтр Габриэль, а как выглядит младший хранитель библиотекаря Уалерий Вайс?

— Н-ну, ростом повыше вас, плотный. Да, несмотря на молодость, у него довольно большая лысина.

Точно. Это он. Мой сокурсник Уалерий Вайс… Правда, звали его чуть-чуть по-другому — Валериус фон Белоф. Валериус был из «казеннокоштных» студентов — отпрысков небогатых дворян, получавших стипендию от доброго короля Руди. А мы, вносящие плату за обучение, потомки знатных фамилий, относились к таким как он, как к плебеям. Еще бы! Кисточки на наших шапочках были из золотых нитей, а у них — серебряные. Были еще шапочки с черными кисточками — их носили дети бюргеров, родственники священников, умудрившихся поступить в университет, сдав вступительные экзамены. Были и парии — талантливые студиозо, не вносившие платы, не получавшие стипендии, но вынужденные за это отрабатывать свое обучение в качестве прислуги. Но к этому парню, имевшему серебряную кисть, было совсем иное отношение. Валериус, насколько я помню, был единственным сыном обедневшего рыцаря, погибшего в сражении при Остраве, да и сам, к моменту поступления в университет, успел года два повоевать и получить рыцарские шпоры. В отличие от нас, шестнадцати- восемнадцатилетних юнцов, он был «стариком» — не то двадцать четыре, не то двадцать пять лет. И, опять-таки, в отличие от нас, он любил учиться. Вот только, у него не было честолюбия. Ему нравилось читать книги, раскапывать руины Старой империи, а профессором становиться не хотелось. Зато — он был прекрасным рассказчиком!

Я потерял с ним связь двадцать пять лет назад, когда собирался защищать магистерскую диссертацию (ха-ха!), но подался в наемники (ну, или меня туда «подали»), а что стало с фон Беловым, не знал, да никогда о нем и не вспоминал. Возможно, парень все-таки занял пост профессора, или епископа. Стало быть, если там (в Силингии) он живет пять лет, то и выглядит соответственно. Не на пятьдесят с хвостиком, а на свои тридцать — тридцать пять. Хм, вот зараза! Значит, теперь я старше его? Кажется, кое-что вырисовывается.

— Господин Габриэль, — улыбнулся я. — У меня для вас хорошие новости. Я знаю, где искать мальчика.

Маг смотрел на меня во все глаза, а я принялся излагать свои соображения.

— Итак, один из знакомых наследника — Уалерий Вайс, которого я знал когда-то под именем Валериус фон Белоф. Его имя слегка изменено, но это неважно. Вы совершенно правы, когда говорили, что он ленивый человек. Однако, он изумительный рассказчик, умеющий заинтересовать слушателя. Слушать Валериуса было одно удовольствие. (На самом-то деле я слушал его всего пару раз, но запомнил!). Его коньком была идея о Просвещенном государе.

— О каком государе? — не понял маг.

— Сейчас…

Мне нужно было собраться с мыслями, чтобы вспомнить те завиральные идеи, что нес Валериус. Все-таки, времени прошло достаточно много.

— Итак, начнем с самого начала. Главная идея — происхождение государства, как результат общественного договора. По его теории, все люди рождаются изначально свободными, все равны между собой.

— А как же божественное предопределение? — перебил меня Габриэль. — Как могут быть равны между собой сын принца, и сын пекаря, если Он изначально выбрал — кому в какой семье родиться?

— Ну, с его точки зрения — все рождаются голенькими, без украшений и орудий труда. У сына рыцаря нет на пятках золотых шпор, а сын пекаря не держит в ручонках лопату для хлеба. Все люди равны, свободны, поэтому имеют право делать все, что хотят.

— Подождите! — поднял маг руку. — Если каждый начнет делать то, что он хочет, начнется хаос. Ведь мы же просто перебьем друг друга.

— Вот именно, — поддакнул я. — Когда люди все это осознали, то и решили создать государство. Чтобы был правитель, был суд, армия. Чтобы защищать себя от внутренних врагов, и от внешних. Но чтобы содержать армию, нужно платить налоги. А чтобы все было по — справедливости, нужны законы. — Видя, что маг собирается что-то сказать, я мягко попросил: — Только, не будем сейчас обсуждать соотношение закона и справедливости, хорошо? Я просто изложу идеи фон Белофа.