— Войдите!

Он вошел.

Детектив-суперинтендант Бернс сидела за столом, обутая в беговые кроссовки. Уилсон покраснел. Оттягивание неизбежного совершенно не помогло. Ему было так страшно, что, прежде чем прийти сюда, он два раза сходил по-маленькому и прогулялся вокруг квартала для храбрости. Прошло три часа с тех пор, как он представился новой начальнице, заблевав ее туфли после осмотра изуродованного трупа Крейга Блейка. С тех пор он успел передумать о многом: об отставке, о самоубийстве и даже о том, чтобы наблевать еще раз на чью-нибудь обувь, дабы превратить постыдный конфуз в смешной «обряд посвящения» для сплачивания команды. Но потом он вспомнил, что его окружают высококвалифицированные сотрудники правоохранительных органов, а не университетская команда по регби.

— Суперинтендант, сэр… э-э… мэм, у вас есть минутка?

— Новость об убийстве только что попала в СМИ, так что если вы по поводу туфель, то ваши извинения уже приняты.

Скосив глаза, Уилсон увидел корзину для мусора, в которой грустно лежала упомянутая обувь.

— Совсем нет… В смысле я имел в виду… Если вы позволите возместить вам…

— Да, вы можете купить мне туфли. А потом другие детективы станут по очереди приглашать меня на ужин и дарить сексуальное белье. Забудьте. Сейчас у меня резонансный труп, так что если вам больше нечего сказать или вы просто хотите пописать в мою сумочку…

— Да, — ответил Уилсон и густо покраснел. — В смысле нет. Я только про то, что мне есть что сказать. О теле… В смысле, о тех словах на стене: «Это день, который никогда не настанет»…

— Да, я тоже их видела. И что?

— Они показались мне знакомыми, и я перепроверил.

Вытащив из-под руки ноутбук, Уилсон вопросительно указал на стол. Бернс кивнула, и Уилсон поставил ноутбук возле нее.

— Есть песня группы «Металлика» с таким названием, — сказал Уилсон.

— Боже, Уилсон, если вы собираетесь удивить меня какой-нибудь сектой убийц во славу тяжелого металла, то…

— О нет, мэм, — перебил Уилсон, разворачивая ноутбук экраном к ней. — Вот тут речь, произнесенная несколько недель тому назад преподобным Дэниелом Фрэнксом.

— Господи, только не это! Уж лучше пусть будет секта!

Преподобный Фрэнкс был весьма знаменит. Или печально известен — в зависимости от того, как вы к нему относитесь. Кажется, о нем знали абсолютно все. Невысокий мужчина, лысый — если не считать двух растрепанных прядей, торчащих над ушами, — и с горящими зелеными глазами, наводившими на мысли о далеком лесном пожаре. Он был родом из Армы[35], но большую часть службы в колоратке[36] провел в Дублине, обретя свое призвание только после тридцати. До недавнего времени он был кротким священником, безвестно служившим в одной из церквей в центре Дублина, — то есть до тех пор, пока не превратился в изгоя. Когда из-за сокращений закрыли программу по бесплатному обмену шприцев, он обратился к репортеру вечерней газеты. «Употребление наркотиков следует декриминализировать, а проституцию — легализовать. Вместо осуждения страна должна проявить понимание и поддержать тех, кто оказался на дне общества». Несмотря на то что подобные предложения были отнюдь не новыми, наличие колоратки на говорившем превратило его слова в событие. Однако сенсация так и могла остаться однодневной, если бы ее не заметил один хитрый телепродюсер и не пригласил Фрэнкса в популярное политическое ток-шоу.

Фрэнкс порвал замминистра в клочья — причем до такой степени, что бедняга под конец чуть не расплакался. Фраза, которую он повторял раз за разом, — «мы создадим рабочую группу» — стала мемом в социальных сетях. Пока некогда многообещающий кандидат в премьер-министры тупо наблюдал, как все его мечты сгорают в прямом эфире национального телевидения, его жестокий мучитель только входил во вкус. «В основе ирландского общества лежит лицемерие! — заявил Фрэнкс. — Корпорации блаженствуют, пока простые люди приносятся в жертву. Возможно, кроткие унаследуют Землю, но в каком она будет состоянии?!» Он выплеснул свое отчаяние на весь мир, и во многих гостиных оно отразилось эхом. В этом не было ничего нового, отнюдь. Об этом и прежде говорили сотни раз, но каким-то случайным образом отец Фрэнкс попал в точку, где сошлись обстоятельства и благоприятная возможность. На его месте мог оказаться кто угодно, но так случилось, что оказался именно он.

Оппозиционные партии немедленно в него вцепились… и тут же получили от него по щам. Если за последние двадцать лет вы хоть краешком входили во власть, то вы также стали частью проблемы. Вы не можете претендовать на то, чтобы защищать интересы простых людей, пока ваши бывшие собратья занимаются рэкетом и торгуют наркотиками на улицах. Фрэнкс ничего не боялся и крушил любые стены.

Его проповеди пробудили древнюю мощь — в старомодном духе «огня и серы». Внезапно его скромная приходская церковь в Либерти, едва наполнявшаяся на треть по воскресеньям, стала битком набиваться каждое утро. Церковное начальство пришло в восторг. Оно увидело во Фрэнксе новое лицо современного католицизма, воссоединившегося наконец с потерянной паствой. Поначалу Фрэнкс оправдывал их ожидания, пока не заявил вдруг, что Церковь сама погрязла во грехе. Доколе Святой престол и религиозные ордена будут владеть собственностью на миллиарды евро, пока тысячи бездомных спят на улицах? Почему епископ Рима[37] проживает в золотом дворце, когда во всем мире столько голодных? Почему жизнь ребенка священна только до момента его рождения?

«Буйного ирландского священника», как окрестила его пресса, пытались увлечь в паломничество для предания размышлениям и молитвам, командировать в Рим, отправить с миссией в Африку, предоставить творческий отпуск — все что угодно, лишь бы он замолчал. Но не таков был Фрэнкс. Даже когда ему прямо запретили служить, он пришел к собственной церкви и стал проповедовать с ее ступеней. Публика стекалась к нему рекой, и независимо от того, нравился он кому-то или нет, Фрэнкс стал желанной темой горячих теленовостей и газетных заголовков.

Короче говоря, любая связь этого человека с ее первым большим делом в качестве главы Национального бюро уголовных расследований нужна была детективу-суперинтенданту Сьюзан Бернс не больше, чем еще одна туфля, полная завтрака Уилсона.

Она вздохнула.

— Ладно, включайте.

Это была речь, которую Фрэнкс произнес у здания Главного почтамта. Он появился там, устроив прямую трансляцию с мобильного телефона, и слух об этом разлетелся по соцсетям, как пожар. Тысячи людей устремились к месту событий. Сначала гарды пытались его урезонить, но в конце концов перекрыли улицу. Комиссар оказалась в патовой ситуации: то ли разрешить незаконное собрание и получить все виды нагоняев от министров правительства, то ли проснуться утром героиней первых полос воскресных газет, полных фотографий ее сотрудников, уволакивающих проповедующего священника прочь. Оценив ситуацию, она сочла, что лучше подвергнуться выговорам, чем стать для разъяренной общественности командиршей мордоворотов в кованых сапогах. Однако это нисколько не помешало вынести дисциплинарные взыскания двум полицейским в форме, замеченным за тем, что они горячо аплодировали пастырю.