– Думал, вы ушли. Она так поспешно убежала.

Подхожу ближе и вижу, что она оплатила счет наличными и оставила записку на моей салфетке. Хмурюсь и читаю послание. Почему она так внезапно ушла? Неужели ее так напугала наша беседа? Может, позвонил Сет и позвал ее домой? Слова нацарапаны; ее ручка прорвала салфетку в нескольких местах. Прошлось убежать, стало нехорошо. С меня кино.

И все? Переворачиваю салфетку в надежде на более детальные разъяснения, но вижу лишь розовый след собственной помады.

– Она выглядела больной? – спрашиваю у официанта. Он ждет, пока я уйду, чтобы забрать деньги и приготовить столик для следующих гостей.

– Не особенно, – пожимает плечами он.

Достаю телефон и пишу сообщение.

«Что случилось? Почему ты ушла, не попрощавшись?»

«Стало нехорошо. Пришлось убежать».

Собираюсь продолжить расспросы, но передумываю. Я уже достаточно напугала ее своим любопытством. Лучше оставить все как есть. Не следует забывать: возможно, дело в ребенке. У нее по-прежнему первый триместр. Первые пять месяцев беременности меня тошнило как проклятую. Пол ванной комнаты стал любимым курортом. Прогоняю эти воспоминания, острым ножом пронзающие сознание. Если думать об этом слишком много, я…

Раздумываю, не сходить ли в кино одной, но постепенно осознаю, что сильно устала и что сильнее всего мне сейчас хочется вернуться в отель.

Дожидаюсь портье, чтобы отдать машину, и нетерпеливо стучу пальцами по рулю, когда мне вдруг приходит в голову одна мысль. Сегодняшние сообщения от Сета были странными. Вернее, их тон. Мог ли он видеть меня с Ханной? Решаю быстро проехаться мимо дома Ханны. Просто проверить, на месте ли ее машина. Вреда не будет. Машу рукой приближающемуся портье и быстро уезжаю, не обращая внимания на его неодобрительный взгляд. Двадцать минут. Максимум двадцать минут займет шпионаж за Ханной и моим мужем. В нетерпеливом возбуждении проскакиваю на желтый свет, желая скорее доехать до их старомодного дома.

И еще издалека вижу, что дома никого нет. Окна темные и безжизненные, машины на привычном месте у тротуара нет. Сета тоже нигде не видно. Подумываю пробраться к дому и заглянуть внутрь, но еще достаточно рано. Меня могут заметить соседи.

Дерьмо. Дерьмо.

Может, она вышла из ресторана и сразу поехала в больницу? Сегодня уже не выяснить. Возвращаюсь в отель с чувством поражения. Что-то происходит, и у меня создается впечатление, что в этом браке я – единственный человек, который не знает, что именно.

Ночью практически не сплю. Разум одолевают лихорадочные мысли, я представляю слишком много плохого. Если в ближайшее время я не найду способ выспаться, придется идти к врачу. Настоящая пытка – пролежать полночи без сна, в измотанном состоянии, но не зная, как отключить мозг. Около пяти утра я впадаю в прерывистый сон, а в семь просыпаюсь и обнаруживаю голосовое сообщение от Ханны. Переворачиваюсь на спину, удивившись, почему телефон не зазвонил, и вспоминаю, что выключила звук, когда мы пришли в ресторан. Мои два часа дремоты были украшены снами – темными сновидениями, где меня преследовали и ловили. Деталей я не помню, но эмоции остались. Слушаю сообщение, спрятав половину лица под одеяло, зажмурив глаза от света, пробивающегося между штор. Голос Ханны дрожит, и я подношу телефон поближе к уху, чтобы разобрать слова.

«Я просто в ужасе, – срывающимся голосом говорит она и, судя по звуку, сморкает нос. – Мы подрались. Мне страшно. Я просто… Я…»

Фраза обрывается, словно посередине звонка пропала связь.

Я убираю телефон от лица и вижу, что голосовое сообщение еще продолжается. Снова прикладываю трубку к уху и пытаюсь расслышать хоть что-нибудь.

«Осталась… одна… он…»

Звонок отключается окончательно. Проклятая связь.

Несколько минут я лежу, замерев. Ее слова эхом отдаются в голове. Она поругалась с Сетом и теперь боится. Чем он так ее напугал? Закрываю руками глаза. Я ведь тоже боялась, верно? С момента… срыва он стал казаться более непредсказуемым. Если я скажу что-то не так, ситуация повторится? Если я перезвоню Ханне, то неизбежно втянусь в эту… историю. Мне будет нечем оправдаться. Придется признать, что все произошло неслучайно. Что я разыскала Ханну, что утаила от нее, кто я такая. Возможно, пора признаться ей, что Сет и мой муж. Переворачиваюсь на живот и утыкаюсь лицом в подушку. Надо позвонить Анне.

– Что такое? – спрашивает она, подняв трубку. Бодрое приветствие меня не смущает, это в духе Анны.

– Привет. Мне нужно моральное руководство.

– Лежишь, уткнувшись лицом в подушку?

Анна тоже хорошо меня знает. Поворачиваю голову, чтобы ей было лучше меня слышно.

– Уже нет.

– Господи, ты уверена, что за моральным руководством стоит обращаться ко мне?

– Нет, но больше у меня никого нет, так что соберись и дай совет в духе Мелани.

Мелани – мама Анны, психолог. Когда мы были подростками, она наблюдала за нами, словно мы научные проекты, и разбирала каждое наше действие. Нас, подростков, это ужасало и волновало одновременно. В таком возрасте большинство взрослых не интересуются твоими мыслями, только их критикуют. Но Мелани была другой. Она одобряла нас и говорила, что мы на своем пути изучения мира. Она перевела саморазрушение в разряд нормы, и мы разрушали, не испытывая вины. Теперь у меня возникают вопросы, насколько это была здоровая ситуация: взрослый человек, подбивающий нас на всякую ерунду. И вот уже во взрослом возрасте я сама ищу аналогичного одобрения, прошу лучшую подругу одобрить меня, как делала ее мама.

– Хорошо, – выдыхает Анна. – Вперед, я в режиме Мелани.

– У меня появилась подруга. Мы познакомились через общих знакомых, – добавляю я, предупреждая вопрос Анны. – Я уже видела у нее синяки, но не обращала особого внимания, а сегодня она прислала мне голосовое сообщение, что подралась с мужем и боится. Но я относительно неплохо знаю ее мужа, он совсем не похож на человека, который может ударить жену. И еще – она беременна.

Анна вздыхает. Я представляю, как она сидит за кухонным столом с чашкой своего дурацкого растворимого кофе – она предпочитает не горячий, а чуть теплый. Когда она расстраивается, начинает покачивать ногой, и браслет мерцает на оливковой коже лодыжки.

– Ну, во-первых, – начинает она, – мне плевать, насколько невинно выглядит мужчина. Если женщина говорит, что ей страшно, значит, ее что-то напугало. Не старайся слишком вмешиваться в их отношения, но ты можешь дать ей толчок к уходу. В конце концов, всем нам нужно, чтобы кто-то принял нашу сторону, верно? Даже один человек делает нас сильнее.

Я прикусываю губу. Анна права. Сажусь в кровати, притянув колени к груди и обхватив их руками. Какой кошмар! Я разделяю их, сама этого не осознавая.

– Но вдруг она преувеличивает? Ведь я знаю этого парня. Он хороший человек…