Неудача вызывает плохие чувства, но дает больше информации, чем успех. Попытки понять, почему вы получили хорошую оценку за тест, не такие информативные, потому что вы постарались в каждой части. Но анализ плохой оценки заставляет сосредоточиться на том, что вы сделали неправильно. В европейской военной истории самыми сильными армиями были те, что проиграли предыдущую войну. Поражение вдохновляло их на реорганизацию и стратегические инновации, а победители расслаблялись.

Плюсы адаптации к плохому показали лабораторные эксперименты, которые учили людей предугадывать раздражающие громкие звуки. Если участники могли предотвратить шум, то уделяли этому больше внимания, чем в случаях, когда шума было не избежать. Эти плюсы демонстрировались и в изучении стимулов, которые подталкивали людей к переменам. Многие хотят потерять вес, но мотивирует их в первую очередь страх показаться толстыми, а не надежда выглядеть стройными. Большинство людей хотят помогать другим, но скорее сделают это в ответ на негативный, а не позитивный стимул. В одном полевом опыте исследователи, работая с Красным Крестом, выдвинули два разных призыва к донорам крови. В позитивном людей просили помочь другим, и удалось уговорить сдать кровь несколько человек. Но желающих было на 60 % больше, когда они услышали призыв не дать больным умереть. Десятки других исследований показали, что люди, особенно женщины, скорее ответят на сообщение о здоровье – например, призыв пройти проверку на рак или болезни сердца, – если оно основано на страхе.

Эти данные не снизили всеобщее желание верить, что морковка эффективнее кнута. Вместо того, чтобы признать ценность наказания, родители и учителя двигались в обратном направлении, прочь от жестких методов, бывших когда-то нормой. Результат стал катастрофой для многих учеников, особенно мальчиков из проблемных семей. Истеблишмент образования, как и истеблишмент основных церквей, продолжают проповедовать добросердечие, несмотря на его неэффективность.

Такую философию частично спровоцировало движение в защиту самооценки 1970-х, а это одна из самых печальных ошибок в истории психологии. Исследователи заметили, что высокая самооценка связана с личным успехом во многих начинаниях. Поэтому сделали вывод, что продвижение самооценки поможет ученикам процветать. К несчастью, исследователи неправильно поняли причины: успех действительно поднимает самооценку, но высокое самомнение не поможет вам стать успешным.

Теория самооценки вскоре была дискредитирована психологами-исследователями, но сохранилась среди многих учителей и экспертов по детскому развитию. Принятое постановление, как оно часто называется в руководстве для учителей – Best Practice, призывает «обращать меньше внимания на соперничество и оценки» в пользу командных заданий в «атмосфере дружбы и обоюдной поддержки».

Поэтому дети играли в игры, в которых все получали трофеи, и ходили в школы, где редко сталкивались с неудачей. Многие школьные округа проводят политику «социального продвижения», позволяя все большему числу учеников заканчивать старшую школу без базовых навыков чтения или арифметики. Подоплека этого метода – попытка избежать ухудшения самооценки детей. Но это ли в действительности происходит? Психолог Герберт Марш проверил теорию, наблюдая за учениками немецкой средней школы много лет и оказывая особое внимание тем, кого оставляли на второй год. Оказалось, что их самооценка тогда не пострадала. Наоборот, она поднялась вместе с оценками, и это улучшение продолжалось много лет. То же самое показало исследование учеников начальной школы во Флориде.

Конечно, учиться с ребятами младше себя – смущает, но к ним привыкаешь, а материал точно становится легче во второй раз. Поэтому оценки растут, а с ними и уверенность, и человек оказывается лучше подготовлен к материалу следующего класса, чего не происходит, если его пожалели.

Как и незаслуженная оценка в аттестате. Но это становится нормой, потому что теперь школы не хотят наказывать детей. Многие убрали двойку из оценок, а некоторые – вообще все оценки. Остальные стали снисходительнее. Оценки старшей школы поднялись за последние десятилетия, теперь средняя – 4 (B). Но не потому, что дети стали умнее. За этим не следует подъем в баллах стандартных тестов. Эта оценочная инфляция не имела бы такого значения, если бы школы продолжили сравнивать учеников с их сверстниками. Но большая часть школ покончила и с рейтингами в классе.

Такая снисходительная политика мало повлияла на ребят из состоятельных и образованных семей, которые хотят попасть в элитный колледж. Они усердно работают, зная, что будут наказаны за плохие оценки SAT[14] и других стандартных экзаменов. Но от снисходительности страдают другие школьники.

В 1980 году половину учеников колледжа составляли мужчины, но сегодня количество женщин превышает соотношение 3:2, потому что многим мужчинам трудно дается обучение. Учителя жалуются, что парни тратят время на видеоигры вместо занятий. Но надо не винить мальчиков, а подумать о привлекательности игр. Игроки учатся, соревнуясь за баллы и рейтинг. Их не спасают от ошибок, чтобы защитить самооценку. Наоборот, их постоянно убивают, и приходится начинать заново.

Предлагай школа то же самое, парни бы тоже учились.

Мальчики взрослеют не так быстро, как девочки, поэтому у них медленнее развивается самоконтроль. А это может стать настоящей проблемой для ребят из семей, где только один (часто загруженный) родитель помогает и дисциплинирует. Исследователи постоянно доказывают, что неполная семья негативнее влияет на парней, чем на девочек. Если дисциплине в школе внимание не уделяется, у мальчиков возникает больше проблем в учебе. Раньше учителя полагались на четкие правила и наказания, чтобы контролировать мальчиков, подчеркивая соперничество, а не сотрудничество. Они знали: это лучший способ мотивировать парней.

Некоторые американские учителя и преподаватели пытались применять похожие тактики, чтобы помочь мальчикам и девочкам из малообеспеченных семей. Пока школы принимали философию «наградим всех», эти преобразователи обеспокоились растущей разницей в достижениях черных и испаноязычных учеников в отличие от белых и азиатов. Разница в оценках по чтению и математике, согласно показателям Департамента образования США, уменьшалась в 1970-х и 1980-х и снова увеличилась в 1990-х. К концу этого десятилетия среднестатистический испаноязычный двенадцатиклассник имел такие же достижения, как и белый или азиатский восьмиклассник, а среднестатистический афроамериканский двенадцатиклассник справлялся еще хуже. Почему столько учеников из меньшинств отстает на четыре года? Ученые и руководители школ делали разные предположения, виня социальные, политические и экономические факторы, независящие от них.