Медицинских трактатов Разес написал много, но среди них есть один, который не имел аналогов в арабской медицине (во всяком случае, нам о таких неизвестно). Это трактат под названием «Медицина для тех, у кого нет врача», который представлял собой пособие по самостоятельной диагностике болезней и самостоятельному же их лечению. Вспомните, что нечто подобное — «Необходимые рецепты, стоящие тысячу золотых монет» — написал в VII веке нашей эры китайский врач Сунь Сымяо. Подобные труды, нарушавшие интересы всей врачебной корпорации в целом, были редчайшей редкостью и свидетельствовали об огромном человеколюбии их авторов, которые разжигали костры под собой[45] для того, чтобы помочь бедным людям. Нарушение корпоративных интересов проявлялось и в требовании разделения врачей по специальностям, чего в то время не было. Разес написал труд под названием «Один врач не может лечить все болезни», в котором доказывал необходимость специализации врачей и перечислял выгоды, которые получат от этого пациенты.

Однако наибольшее недовольство у коллег, да и у всего общества в целом, вызывали материалистические взгляды Разеса, который утверждал, что служить надо Истине, а не Богу, и объявлял все религии ложными на том основании, что их было много, а истинное всегда одно. А занятия алхимией вообще создали Разесу репутацию колдуна — не самое лучшее дополнение к репутации безбожника. В результате ученому пришлось оставить Багдад и вернуться в родной Рей, где он основал больницу наподобие той, которой руководил в Багдаде. Применительно к нынешним реалиям это означало бы возвращение из Лондона в Куинсфери[46]. Багдад в то время был столицей уже начавшего распадаться халифата, который назывался Багдадским или Аббасидским, по имени правящей династии. Но, несмотря на распад государства, от которого то и дело откалывались новые и новые куски, Багдад продолжал оставаться политическим, культурным и научным центром халифата и всего мусульманского Востока в целом.

Сохранилось предание о том, как Разес выбирал место для постройки больницы в Багдаде. Желая выбрать наиболее здоровое место из тех, что ему предлагали, он развешивал повсюду куски свежего мяса и наблюдал за тем, когда оно начнет протухать. То место, в котором мясо сохранялось дольше всего, было самым подходящим. У современного читателя этот способ может вызвать усмешку, но не надо забывать о том, что дело было в давние времена, когда не имелось возможности брать пробы воздуха.

Четвертый герой этой главы известен гораздо лучше Альбукасиса с Разесом и несравнимо лучше Альхазена, о котором в наше время помнят разве что некоторые физики, математики и историки. Многие читатели, наверное, уже догадались, что сейчас речь пойдет о Абу Али Хусейне ибн Абдуллахе ибн аль-Хасане ибн Али ибн Сине, известном европейцам как Авиценна. Он родился в конце Х века, а умер в начале XI века, то есть условно может считаться современником тех ученых, с которыми мы уже познакомились. И он тоже написал пятитомную медицинскую энциклопедию под названием «Канон врачебной науки» (на арабском — «Китаб ал-Канун фи-т-тибб»). Этот фундаментальный труд дополняется трактатом «Лекарственные средства», который можно считать не только лекарственным справочником, но и первым в мире руководством по кардиологии. Здесь Авиценна много пишет о функциях сердца и его болезнях. Третий по важности медицинский труд Авиценны — это «Трактат о пульсе», в котором учение древних греков и римлян соединено с китайскими представлениями о пульсе. Авиценна не указывает те источники, которые он использовал в работе над этим трактатом, но в тексте явственно прослеживаются оба следа. Всего же Авиценна написал около дюжины трудов на медицинскую тему самой разной направленности — от трактата о сексуальных нарушениях до руководства по кровопусканию. Разносторонность его интересов поражает, но глубина познаний в каждом из направлений поражает еще больше… Однако медициной Авиценна не ограничивался, он также был философом, математиком, физиком, химиком и поэтом, способным излагать в стихотворной форме даже «сухой» научный материал. Считается, что Авиценна написал около пятисот трудов по различным наукам, но до нас дошло немногим более половины его наследия. Кстати говоря, в исламском мире Авиценна в первую очередь известен как философ, а не как врач. Более того, он считается наиболее выдающимся исламским философом Средневековья. В западном же мире о его философских изысканиях мало кому известно, мы знаем великого врача Авиценну.

Авиценна родился в небольшом селе, расположенном около древнего города Бухары. Согласно преданиям, он с раннего детства поражал окружающих своим умом и феноменальной памятью. В том возрасте, когда другие дети только учились читать, Авиценна уже приступил к изучению наук, среди которых была и медицина. Предания часто преувеличивают или преуменьшают, а также пренебрегают тем, что было, и упоминают о том, чего не было, но вот достоверный факт — в шестнадцатилетнем возрасте Авиценна стал придворным лекарем эмира, правителя Саманидского государства[47], образовавшегося в процессе распада Арабского халифата.

Придворным поэтом или, к примеру, музыкантом можно стать благодаря своим связям, без особого таланта к поэзии или музыке. Но лекарь — профессия особая, лекарю доверяют здоровье и жизнь. И если уж шестнадцатилетнему юноше было оказано такое доверие (пусть даже он и не был единственным эмирским лекарем), то это уже говорит о многом.

При дворе эмира Авиценна оставался в течение шести лет, и одно лишь это свидетельствует о том, что он превосходно справлялся со своими обязанностями. Тех, кто не справлялся, в лучшем случае ожидало позорное изгнание, но такой исход был проявлением милости, обычно дело заканчивалось отсечением головы или посадкой на кол, обычаи в те времена были суровыми. Когда же в Бухару пришли тюркские племена и свергли эмира, Авиценна был вынужден уехать из родных мест. Бо́льшую часть своей жизни он провел при дворах разных правителей. Статус придворного лекаря и прилагавшееся к нему жалованье давали Авиценне возможность заниматься науками и писать свои труды. Последние годы жизни Авиценна провел в персидском городе Исфахане при дворе эмира Ала ад-Даула, который настолько ценил ученого, что после его смерти похоронил в своей усыпальнице.