— Подождите, — скривился Новиков, борясь со своими щеками, которые становились все больше и тяжелее. — Подождите! Какая подруга? Какой голубок?

— Вы друг друга можете сношать! — снова заорал опер и, ухватив в кулак ворот новиковского пиджака, усадил его на стул. — Друг друга сношайте! А мне ты мозги не еби, у меня другая ориентация!

— Я не… — начал Новиков, поворачиваясь на стуле вослед оперу, который пошел за бутылкой, поднял ее, раскрутил, глотнул и снова закрутил. Газировки осталось гораздо больше половины.

Новиков это отметил. Он даже успел подумать, что если б газировки осталось меньше — его б не стали бить пустой бутылкой: не больно же.

Впрочем, вид у опера был настолько спокойный и отстраненный, что Новикову все равно показалось: его больше не будут бить. В ту же секунду опер взял Новикова за волосы и с силой ударил бутылкой по уху.

Ухо завопило. В голове снова разгорелся тошнотворный костер.

— Прекратите! — заорал Новиков, пытаясь выставить вперед руки, но тут же словил бутылкой по губам; причем опер, обходя Новикова, так и держал его за волосы, скручивая их в жгут.

Держа в ладони создавшуюся косицу, опер, примериваясь и с оттягом, трижды ударил Новикова по одной и той же щеке.

— А-а-а! — дуром закричал Новиков. — Спасите! — он попытался избежать нового удара, толкнулся ногами и, услышав чавкнувший хруст собственных волос, упал на пол.

Опер на секунду остался стоять с потным клоком в руке, — но тут же присел на колено, спокойно признав:

— Так даже удобнее!

Он уселся Новикову на грудь и, меняя руки, еще какое-то время бил его бутылкой по щекам.

Вокруг летали новиковские волосы, налипая на бутылку, на стул, на руки и щеки опера, на лоб Новикова.

— Что, чмо голубиное, готов к даче показаний? — кричал иногда опер, и когда Новиков не отвечал или отвечал не так, как требовалось, лицо опера вновь становилось почти спокойным, лишь немного раскрасневшимся от усилий.

Новиков чувствовал свою голову как огромный мясной шар, рыдающий всем своим мясным существом — ежесекундно ему казалось, что от следующего удара лопнет щека и в трещину вытечет глаз, лимфа, всякая иная телесная жидкость.

Во рту при этом было сладко, как от леденца. Как от нескольких разных леденцов.

Новикова никогда в жизни так не били. Он ужасно хотел заплакать.

— Слушайте, пожалуйста… — просил он. — Я расскажу вам всю свою жизнь, все подробности, только не надо уже больше…

— На хер мне нужна твоя пидорская жизнь, — отвечал опер совершенно обыденным голосом, он сидел у Новикова на груди и зачем-то выправлял деформированную бутылку, она хрустела у него под пальцами. — Будешь писать добровольное признание по поводу убийства в Сретенском?

— Я же сказал вам, я клянусь — я никого не убивал, я не был там!

— А где ты был позавчера вечером?

— Не знаю, не помню, гулял… Подождите, не бейте. Не помню! Но там не был точно!

— А друг ваш был? — спросил опер, хмуря лоб.

— Не знаю, откуда мне знать, — ответил Новиков, чувствуя быстрый и ужасный стыд, что словно бы предает Лешку, — хотя сам наверняка знал, что Лешка не мог никого убить.

— Врешь ты все, голубня, — сказал опер и влепил Новикову по лбу, но тут бутылка, наконец, лопнула и все вокруг окатила обильной теплой водой.

— Тьфу ты, — сказал опер, вставая и стряхивая воду с рук.

Новиков шевелил и кривился щеками, чтоб скорей отекла вода, но рот открыл — хотелось пить, пить, пить — все кругом было в газировке, а в рот не попало.

Опер задумчиво посмотрел Новикову прямо в рот.

— Я не голубня… у меня девушка есть, — сказал Новиков.

Опер стоял расставив ноги, и Новиков видел его набрякший, странно обильный пах, живот, заметный в чуть выпроставшейся рубахе, подбородок с плохо сбритой щетиной и следом пореза.

— Девушка, да, — согласился опер и пошел к своему столу. — С хером в сорок сантиметров, — добавил он, шелестя бумагами на столе.

Новиков перевалился на бок.

— Вставай, хули ты улегся тут? — вполне равнодушно сказал опер, возвращаясь к Новикову.

По пути опер поднял разорванную бутылку и бросил ее в ведро у входа.

«Неужели он совсем не боится, что я вцеплюсь ему в лицо, в глотку?» — снова спросил себя Новиков. Сам-то он знал, что никуда не вцепится и даже напротив — подтолкни его ноготком, скажи, что нужно поблагодарить опера за старанье и волнение, — он, наверное, поблагодарит. Почти наверняка.

— Иди в коридоре подожди, — сказал опер. — А я пойду еще газировки куплю, — хохотнул опер своей шутке и подтолкнул Новикова к выходу.

Новиков потрогал свои щеки и не узнал ни щек, ни рук.

— Тут сиди, — уже в коридоре опер показал Новикову на скамейку.

Он ждал на скамейке в коридоре — почти свободный человек.

Можно было подняться, пройтись.

Мысли перепутались, даже думать их до конца оказалось болезненно и противно.

Новиков медленно опускал и поднимал ресницы. Облизывал кончиком языка губы. В механическом движении лицевых мышц было куда больше смысла, чем в попытках осмыслить что-нибудь.

Из-за угла коридора раздавались иногда хлопки дверей, шаги, невнятный шум.

«Неужели оттуда не слышно, что тут происходит?» — подумал Новиков.

Он смотрел на синюю решетку, в которую вышел опер минуту назад.

«Может быть, там обычный язычок, который всего лишь надо отодвинуть и все?» — подумал Новиков, никак не решаясь встать.

«Разве я могу быть опасным преступником, раз меня посадили тут в коридоре, никак не связанного?» — еще раз попытался успокоить себя он.

Раскрылась дверь соседнего кабинета, и оттуда вышел другой хмурый опер, Новиков узнал его — этот сидел на переднем сиденье.

Опер молча смотрел на Новикова.

— Здравствуйте, — сказал Новиков, как будто они виделись когда-то очень давно.

Но не прошло и получаса с тех пор.

Совсем близко послышались многочисленные шаги, и Новиков вдруг увидел Лешу — его тоже подвели к решетке. Непонятно только, где все они были эти проклятые полчаса.

Рядом с Лешей стояли двое незнакомых оперов.

За ними топтался его, Новикова, мучитель — действительно, с двумя бутылками воды в руках.

Дверь открылась, Леша заулыбался во все лицо, увидев Новикова.

— Ну, как ты? — спросил так, словно обращался к сдавшему экзамен сокурснику.

Новиков смотрел на Лешку, не в силах открыть рот.

Опер, вышедший минуту назад из своего кабинета, неожиданно нанес подошедшему близко Лешке очень сильный удар ногой в пах.