— Все в порядке, да, — кивнул опер. — С вас подозрения сняты.

— А что это было тогда? — спросил Лешка.

— Где было? — очень искренне спросил опер, первый раз за весь разговор взглянув на него.

— У вас в кабинете! — сказал Лешка, дернув плечом так сильно, как будто попугай его клюнул в ухо.

— Вас вообще в моем кабинете не было, — сказал опер.

— А кто был в вашем кабинете? — не унимался Лешка, хотя Новиков уже подхватил его за рукав и пытался оттащить к выходу. — Что у вас там творилось?

— А что там творилось? — спросил опер, улыбаясь совсем уж отвратительно. — Ничего не творилось. Идите, отдыхайте…

Лешка упирался и взмахивал рукой, ловя ртом воздух.

— Или еще раз хотите туда попасть? — согнав с лица улыбку, вдруг выкрикнул опер им вслед.

Лешка и Новиков, едва справившись с дверями, вышли на улицу.

— Куда ты торопишься? Чего ты толкал меня? — суетился и вскрикивал Лешка на улице.

— Подожди, — отвечал Новиков. — Подожди. Надо ничего не испортить. Надо подготовиться. Нельзя так, нельзя. Надо быть готовым.

Раз сорок все это повторил.

Они двигались быстрым шагом — и прошли три или четыре троллейбусных остановки, время от времени переругиваясь.

Лешке, судя по всему, понравилось, что его вроде бы насильно увели от опера — а то бы он устроил там… Новиков слегка подыгрывал другу: да, мол, я вытащил тебя, чтоб ты не натворил дел раньше времени.

На самом деле они оба были несказанно счастливы. Новиков, по крайней мере, с трудом сдерживался, чтоб не станцевать.

Они заскочили в первый встречный бар, заказали триста грамм под три огурца с какой-то пожухлой травкой — и выпили за пять минут.

— Мы их так не оставим! — обещал Лешка. — Они поплачут еще!

Новиков кивал и кивал. Жевалось не очень хорошо, челюсти ныли — а в остальном все было чудесно, просто чудесно.

На мобильный ему позвонила Ларка, Новиков схватил трубку, выкрикнул:

— Да! — и вдруг, даже пьяный почувствовал, что в этом его «да!» так много бравады и шума — как будто это они с Лешкой недавно избили оперов, а не наоборот.

— Чего кричишь так? — спросила Ларка в трубке. — Ты где? Второй день не звонишь.

— У нас тут… дела! — ответил Новиков, гоняя вилкой огурец по тарелке, потом вилку уронил и поднял стопарь, наполненный Лешкой. — Все, Ларочка, перезвоню! Я! Скоро! Перезвоню!

Все это звучало так торжественно, что Ларка наверняка решила: Новиков хочет сделать ей предложение немедленно, а не ждать еще год.

— А давай сходим туда? — предложил, выпив, Лешка. — Где нас забрали?

Новиков об этом не думал — но предложение ему сразу понравилось: конечно, надо туда сходить!

«…посмотреть, как все там было…» — сказал сам себе Новиков, весьма расплывчато представляя, что вообще он имеет в виду.

Им так не терпелось, что они поймали такси.

Спустя десять минут тачка остановилась ровно на том же месте, где в прошлый раз стояла машина с операми, в которую затолкали Новикова. Получилось вроде как Новикова вчера увезли, а сегодня доставили на то же место и высадили: гуляйте дальше, гражданин.

Местная публика по-прежнему располагалась там же и все так же: полуразвалясь на лавках и ковыряясь друг в друге.

— У, суки, — почти в полный голос говорил Леха, как будто собравшиеся здесь были виноваты в произошедшем.

На Новикова и Леху поглядывали неприязненно.

— Чего ты на них взъелся? — негромко спросил Новиков.

— Суки, я говорю, — упрямо повторил Леха.

— Пойдем отсюда, — засмеялся, впрочем, не очень уверенным смехом Новиков.

— Куда? — выдергивал руку Леха.

— В тот двор, — неожиданно предложил Новиков. — Где все было.

— Что? — прошептал Леха.

— Убийство, что, — ответил Новиков.

Минуту Леха шел за ним молча.

— Откуда ты знаешь? — спросил он, когда Новиков уверенно свернул в ближайший двор.

— Дурак! — вдруг догадался Новиков, о чем молчал Леха. — Мне же опер говорил: во дворе по адресу Сретенский, дом десять… Тебе разве не говорил?

— Точно, — выдохнул Леха.

Новиков почувствовал, что они оба по-прежнему пьяны, но вдобавок к этому еще и чем-то напуганы.

Это было странное и общее чувство: они шли на место преступления, которое не совершали, но ощущенье было такое, что — совершали.

Молодые люди появились во дворе, озираясь, будто боялись увидеть труп, который так и лежит здесь с тех пор.

Во дворе никого не было. Стояла лавочка, тосковала пустая грязная песочница, вяло пах мусорный контейнер.

— Как ты думаешь, где? — спросил Леха.

— А ты? — спросил Новиков.

— В песочнице, — решительно ответил Леха и зачем-то указал пальцем на песочницу.

— А я думаю, у мусорного контейнера, — ответил Новиков негромко и пошел на вялый запах.

Из контейнера, когда они уже подходили, то ли взвизгнув, то ли гавкнув, вдруг выпрыгнула собака — Новиков едва дух не испустил от ужаса, а Леха так вообще подпрыгнул.

Они чуть ли не на цыпочках подошли к мусоросборнику и долго вглядывались внутрь.

Отвлек их неприятный мужской голос:

— Вот вы где, обсосы.

Новиков с Лехой оглянулись, увидев пред собой мужика под два метра ростом. Разноцветный хохол на голове и подведенные глаза внятно пояснили, кто пришел.

— Вы кого там суками называли, обсосы? — спросил тип с хохолком.

Тип явно был под каким-то будоражащим кайфом.

Новиков с Лехой переглянулись. Леха вдруг перегнулся в контейнер и выхватил оттуда первый попавшийся предмет — им оказался старый чайник.

Леха поднял руку — и стоял так с чайником, как проводник в поезде.

Новиков встал между другом и недругом, еще не придумав, как исправить ситуацию, но этот, с хохолком, странным, женским каким-то, но очень сильным движением толкнул его в грудь, и Новиков повалился — в падении успев заметить, как Леха взмахнул чайником, угодив противнику ровно в голову.

Спасла всех немолодая женщина, раскрывшая занавески в окне первого этажа и закричавшая:

— Вы что ж теперь каждый день тут будете убивать?!

Новиков поднялся, подхватил Леху… не сговариваясь, они побежали, роняя слюни и матерясь…

«Убили!» — подумал Новиков, оглядываясь и видя сначала женщину в окне, а потом этого, с хохолком, валяющегося на земле.

Но спустя секунду Новикову в спину очень больно попал чайник.