Но Анненков был правдив перед судом.

— Не было ли случаев расправы без суда и следственной комиссии в момент Славгородского восстания? — спрашивает председатель суда.

— Это было! — отвечает Анненков. — В трёх районах и в Славгороде были! Порок же в Славгороде не было — расстреливали, рубили…

— Жаловались ли вам крестьяне на то, что их пороли?

— Да, жаловались!

— А о таких случаях вам не говорили, что у пойманных жителей якобы вырезали глаза, полосы кожи и прочее?

— Нет, не говорили, но утверждать, что их не было, не могу!

— А таких сведений вам не поступало, что в некоторых деревнях происходили поголовные порки?

— Таких сведений я не получал, но получал сведения, что порки вообще были!

Суду очень хотелось доказать личное участие Анненкова в работе следственной комиссии и в вынесении приговоров повстанцам. Нужно отдать суду должное: он умело расставлял допросные сети и нередко Анненков в них попадал, но затем поправлялся, вносил ясность, в правдивости которой даже у суда не было оснований сомневаться.

— Следственная комиссия по делу Славгородского восстания была назначена Колчаком? — полуспрашивает-полуутверждает гособвинитель.

— Да! — подтверждает Анненков.

— Она целиком, во всех отношениях подчинялась вам?

— Да! — опрометчиво соглашается он.

— Председатель следственной комиссии согласовывал с вами действия?! — наступает гособвинитель, но Анненков уже понял свою оплошность и твёрдо поправляет:

— Нет, он сносился прямым проводом с Омском! Моя задача была только подавить восстание!

Не увенчались успехом и попытки суда изобличить Анненкова в личном его участии в расстрелах и порках.

Председатель: Скажите, Анненков, вы лично, сами приводили в исполнение какое-нибудь решение?

Анненков: Нет, не приводил!

Председатель: Вы не участвовали в безобразиях, творимых вашими частями?

Анненков: Нет, не участвовал!

Это тоже была правда! На протяжении всего процесса ни один заслуживающий у суда доверия свидетель не показал, что Анненков кого-то расстрелял, избил или выпорол. Не царское это дело! Приказывал, но рук не пачкал!

Мы уже знаем, что восстание было подавлено до прихода Анненкова. Ему оставалось только проведение мобилизации, чем он и занялся. Остальное делали следственная комиссия, гражданские и военные чины, хлынувшие сюда из Омска для восстановления разогнанной власти.

Пребывание Анненкова и его отряда в Славгороде было кратковременным. 17–18 сентября в Славгород для проведения мобилизации прибыл Украинский полк, или, как его называли, курень, под командованием полковника Шевченко. Вот этот полк с местными жителями не церемонился!

— Те, кто грабил, — показывает свидетель Сивко, — говорили на украинском языке!

— Отсюда явствует, что славгородская расправа не за душой Анненкова, а за теми украинскими бандитами, которые после его ухода хозяйничали в Славгородском уезде! — твёрдо заявил на суде защитник Анненкова Борецкий.

На суде не мог не возникнуть и возник вопрос, руководил ли Анненков войсками в Славгороде или он сознательно не делал этого, предоставив им полную свободу пороть, насиловать, грабить.

— Вы отдавали приказы своим частям в Славгороде? — задаёт вопрос гособвинитель.

Сугубо штатский человек сформулировал свой вопрос неправильно, чем ввёл Анненкова в недоумение и на некоторое время выбил его из седла. Ведь в понятии военного человека Анненкова приказ — это письменный документ, издающийся на основе анализа каких-либо событий и требующий значительного времени для подготовки и доведения до частей. В той обстановке, которую исследовал суд, издавать приказы было просто некогда. В такой обстановке отдаются не приказы, а распоряжения, что и делал Анненков. Гособвинителю нужно было спросить, принимал ли Анненков меры к пресечению беспорядков, и получить чёткий ответ. Поэтому Аненков спокойно ответил:

— Нет!

— Значит, — обрадованно продолжает допрос гособвинитель, — воинские части в городе были без всякого руководства?!

— Нет! — поражённый таким восприятием его слов, отвечает Анненков. — Я давал отдельные распоряжения, не размножая их по частям!

— Значит, вы признаёте, что ничего не предпринимали, чтобы прекратить бесчинства ваших частей в Славгороде? — гнёт своё гособвинитель.

Но Анненков уже оправился.

— Нет! — твёрдо отвечает он. — Я принимал, но сейчас считаю предпринимаемые мной тогда меры недостаточными…

Впрочем, что он мог сделать? Зеленцовские войска, которые он неожиданно возглавил в Славгороде, его не знали и встретили настороженно, со скрытой неприязнью. Это, в своём большинстве, была не спаянная ни дисциплиной, ни традициями дремучая крестьянская масса, недавно наряжённая в солдатскую форму и поражённая партизанщиной, неповиновением, склонная к разбоям, грабежам, насилию. Возглавляли это воинство не кадровые офицеры и унтера, почти поголовно выбитые на фронтах Русско-японской и Великой войн, а выходцы из этой же массы, достигшие офицерских и унтер-офицерских званий благодаря личной храбрости, проявленной на фронте. Став офицерами и унтер-офицерами, они ни за что не хотели терять завоёванные по́том и кровью привилегии и готовы были уничтожить всякого, в ком видели угрозу своему положению. Эту угрозу они видели и в славгородских бунтарях, которых и наказывали примерно.

В отличие от этого воинства отряд Анненкова отличался хорошей организацией и дисциплиной. Его костяк составляли кадровые офицеры, унтер-офицеры и нижние чины, многие из которых были сослуживцами Анненкова по мирному и военному времени. Они знали и любили его за справедливость, заботу, личную смелость, боевую удачу. Именно в это время родился девиз отряда «С нами Бог и атаман Анненков», который затем стал девизом всей его партизанской армии. Через этот костяк Анненков проводил свою дисциплинарную политику, поощрял одних и быстро, строго, справедливо и неотвратимо наказывал других. Новые бойцы, приходившие в отряд, попадали не в банду, не в ватагу разбойников и мародёров, а в крепкий воинский коллектив со сложившимися традициями, дисциплиной, принципами военной и партизанской демократии и растворялись в нём, становясь бойцами. Слава об Анненкове гремела по всему Уралу, где формировался отряд. К молодому, удачливому полководцу шли сотни добровольцев, а солдаты, мобилизованные в части других военачальников, старались перебежать к Анненкову. Поэтому, с одной стороны, у него было из кого и что выбирать, с другой — появились враги и недоброжелатели.

В руках восставших Славгород и уезд находился 9 дней (Чуев). Войдя в город, Анненков, естественно, вынужден был восстанавливать в нём порядок. О том, насколько это было необходимо, видно из рапорта начальника Славгородской уездной милиции от 17 сентября 1918 года (приводится отрывок. — В.Г.)