Меланхолично обдумывая все это, я добрел до площади Слоан и замер на минуту, уставившись на небо цвета размокшего сахара, с печалью в сердце готовясь к предстоящему свиданию.

Селина занимается рекламой, а значит, у нее вообще нет вкуса (разумеется, не считая вкуса в выборе любовников…). И выбор места для нашей встречи за обедом всегда неизменен: «Феликс Дж» – добропорядочный ресторан на Кингс-роуд, знаменитый как варварским с точки зрения архитектуры фасадом, так и бескомпромиссной вульгарностью большинства сексуально озабоченных клиентов, расположившихся внутри. Отраженные в зеркальных стенах из полированной стали и цветного стекла, их лица кажутся искусственно гладкими, словно после операции, проведенной умелым хирургом. Грубоватые женщины, похожие на беженок, переживших долгие и тяжкие невзгоды, прихлебывают шампанское и говорят об алиментах, в то время как загоревшие в салонах красоты мужчины пренебрегают всеми правилами общения, чтобы подыскать новые способы самовыражения и демонстрации своей напыщенности. Однако на этот раз именно я, а не кто-то другой пришел сюда для ведения тяжелого разговора. И я готов признать, что пока мы ждали в зеркальном фойе ресторана, мои многочисленные отражения разделяли мое искреннее сочувствие Феликсу и его елейному персоналу.

Наконец ко мне вышел метрдотель и с подчеркнутой любезностью провозгласил, что Селина уже прибыла и сменила наш столик, так что теперь она сидит наверху, в дальнем конце зала. И я отправился вверх по лестнице.

На ней были солнечные очки, сдвинутые на лоб. Рядом, на высоком супермодном стуле, сидел ребенок с взъерошенными ярко-рыжими волосами, который выглядел как только что явившийся на землю инопланетянин, замышляющий что-то недоброе. Он улыбнулся мне, а затем засунул палец в ухо. Я прикинул на вид, какого он возраста, и пришел к выводу, что ему не больше двух. Я сел.

– Это кто? – спросил я.

Рыжий палочкой проткнул оливку и протянул ее мне, удерживая двумя пальцами.

– Патрик. – Селина отобрала у ребенка заостренную палочку и съела оливку сама.

– Он очень славный, – сказал я.

– Я работаю четыре дня в неделю, так что по понедельникам он всегда со мной, – она пожала плечами, словно хотела сказать этим жестом: извини, но ты нарушил правила, когда позвонил мне, что недопустимо, ведь я мать, сам знаешь. – Хочешь чего-нибудь выпить, Джей Джей?

– А ты что заказала?

– Минеральную воду. С лимоном. Я за рулем.

– Тогда я возьму «Кровавую Мэри».

К нам приблизился официант, словно танкер, рассекающий воду у берега. Рыжий воспользовался возможностью ухватить целую горсть оливок и кинуть их на пол. Селина заказала мне выпивку и еще стакан сока, вероятно для себя. При этом она придерживала рыжего, – который попытался соскользнуть со стула.

– Итак, почему ты мне позвонил?

– Извини. Надеюсь, я не доставил проблем?

– Все в порядке. На мобильник звонить можно. Только не делай это слишком часто.

– Я не буду.

– Хорошо выглядишь.

– Ты тоже.

Некоторое время мы говорили ни о чем. Если честно, Селина выглядела усталой. Прическа оповещала окружающих об ином – все подстрижено и подобрано в модном стиле Голливуда тридцатых годов но темные тени под глазами свидетельствовали о том, что все не так прекрасно. И еще я не мог избавиться от ощущения, что в определенном смысле Селине нравится слегка болезненная сексуальность облика: загруженная делами, не имеющая свободного времени мать, босс, коллега, жена, директор отдела, дочь. В глубине души она понимала, что утомленная, но готовая к флирту молодая мать двоих детей, которая всем видом заявляет: «Приди и возьми меня, если осмелишься» – это самая сильная для нее роль. Нет сомнений, что она слегка обеспокоена своими тридцатью шестью годами, некоторым избытком веса, оставшимся после двух родов (на самом деле ей не нужно было худеть, потому что ей это очень шло), но втайне она знала, что именно о такой жизни она всегда мечтала. Она, очевидно, подбирала любовника с тех пор, как достаточно повзрослела и перестала мечтать о муже.

Я должен был положить этому конец. Рассеянность – явный признак недостатка решимости. Если я не буду осторожен, в ближайшее время я окажусь в каком-нибудь дурацком отеле. И никакой Патрик этому не помешает. Я собрался с духом:

– Послушай, Селина, я не хочу обедать.

Она приподняла брови:

– Не хочешь?

– Нет, я хотел встретиться с тобой, потому что мне нужно сказать… – Я посмотрел на рыжего. Интересно, что понимают дети в возрасте от года до двух? – Мы должны остановиться. Я имею в виду наши отношения.

Она смотрела на меня с насмешкой. Официант принес напитки. Мы напряженно ждали, официант тоже ждал. Потом Селина обернулась и профессионально безразличным голосом сказала ему:

– Пока ничего больше не нужно. Вы можете оставить нас минут на десять?

Я отхлебнул «Кровавую Мэри». Разочарование. Неужели больше никто во всем мире не может сделать что-нибудь как следует?

– Я думала, ты рад видеть меня…

– Это так, – быстро ответил я. – Очень рад.

– Тогда я не понимаю. – Она взяла ребенка на руки.

– Селина, не знаю, сколько времени это уже тянется, но…

– Три года, – перебила она, – с перерывами. Я вынул из стакана вялый листик сельдерея.

– Я всегда с нетерпением ждал встреч с тобой. Честно. В самом деле.

Она могла подтвердить, что я не лгал.

– Тогда в чем проблема? Я ведь ничего от тебя не требую. – Она покачивала на коленях рыжего, словно это занятие защищало ее, не позволяло полностью зависеть от течения разговора.

– Я знаю.

– Полагаю, причина не в религии? – улыбнулась она.

Я улыбнулся в ответ:

– Если бы дело в моих религиозных взглядах, я бы попросил тебя встречаться со мной чаще.

– Но ты хочешь, чтобы мы… не встречались. Вообще.

– Да.

– Она глубоко вздохнула:

– Ну что ж. Это твое решение, – На мгновение она не смогла скрыть уязвленной гордости, а потом изменила тактику, проявляя заботу – любимое оружие женщин в отношениях с мужчинами, которые младше их: – С тобой все в порядке? Что-то случилось?

Рыжий широко открыл рот, высунул язык и пустил слюни.

Я ненавидел себя за то, что произнес вслух следующую фразу:

– Да. В некотором роде. Кое-что случилось. Я встретил одного человека… это очень серьезно… я не хочу быть нечестным… по отношению к ней.

О, господи, какая преждевременная и навлекающая несчастье ложь. Но она сыграла свою роль.

– О, теперь я понимаю. Так бы сразу и сказал. И она захватила тебя всего, целиком?

Я кивнул.