Сам Дягилев не смог бы поставить этот балет лучше.

– Привет, – небрежно произнес я, медленно приблизившись. – Похоже, вечер будет отличный, не правда ли?

Она обернулась, с удивлением взглянув на меня:

– О, привет. Это снова вы. Да, так и есть – и к тому же сегодня тепло. – Она села. На ней снова было голубое платье.

Я не сводил с нее глаз.

Теперь она улыбнулась:

– Ой, и спасибо за…

– Не стоит благодарности, – прервал ее я. – И вообще было слишком поздно. Вы уже насквозь промокли.

– Знаю-знаю, – она состроила горестную гримасу. – Просто катастрофа. Мне вдруг взбрело в голову, что было бы романтично сделать пробежку под дождем. Бог знает, почему. Я думала, он вот-вот перестанет. А по пути назад полило как из ведра – как раз когда я совсем выдохлась и перешла на шаг. Так мне и надо. За три года первый раз вышла пробежаться.

– Вы неудачно выбрали время, – авторитетно заметил я. – Вероятно, это были самые мокрые пять дней за всю историю наблюдений за погодой. И похоже, все остальное в эти дни тоже стремилось стать худшим за всю историю наблюдений.

Она рассмеялась:

– Если вы подождете пару минут, я…

Я снова прервал ее:

– Нет, нет, не вставайте. Отдать зонт вы всегда успеете – я живу тут рядом, на Бристоль Гарденс, в доме 33, на самом верху. Или как-нибудь еще здесь встретимся. Лучше наслаждайтесь солнцем. Я уже опаздываю.

– Хорошо, – она дважды моргнула и добавила: – Спасибо.

Потом она вернулась к книжке, а я неторопливо пошел дальше, к воротам, отделявшим патио Роуча от остального сада.

Я заглянул в окно. Роуч стоял перед столом с записями, спиной к черным усилителям, с наушником, прижатым к левому уху. По какой-то неизвестной мне причине голову его украшала шляпа с кисточкой.

Да, конечно, это был ничего не значащий двухминутный разговор. Но я чувствовал, что этого было достаточно. Я ощущал текстуру нашей мимолетной встречи. Теперь я был совершенно уверен, что вскоре последует новая встреча, и тогда разговор будет гораздо более непринужденным. Потому что если мужчины могут продемонстрировать свою заинтересованность, прохаживаясь туда-сюда под окном избранницы – в зубах роза, в руках мандолина, то женщины гораздо тоньше проявляют свою заинтересованность. Женщина способна выдать себя легким подрагиванием века. Или двух век.

О, конечно, я понимал, что остается еще много вопросов, на которые нет ответа, тысяча скучных препятствии, которые необходимо преодолеть. Может быть, она вот-вот выйдет замуж за какого-нибудь пронырливого голливудского кинорежиссера, прославившегося своей неотразимой внешностью и ораторским мастерством, почти равным Периклову удару. Или, возможно, после долгих раздумий она решила присоединиться к вымирающей общине какого-нибудь полузаброшенного женского монастыря на острове, отрезанном от всего мира беспощадным поясом невинности под названием Ирландское море. Или, что не менее вероятно, она завязла в длящемся уже пятнадцать лет романе с другом детства, восхитительным малышом, с которым она делила когда-то резиновый бассейн во дворе и который теперь вырос в настоящего Ахилла, широко шагающего среди африканских рабочих; а быть может, она собирается провести остаток жизни в провинциальном баре для лесбиянок. Но к черту все это, подумал я. Для счастливого завершения дела необходимо приподнятое настроение. А я был на пути к успеху. Наверное, придет время, когда она бросит своего кинорежиссера, покинет сестринскую обитель, отмахнется от детской мечты или ей наскучат тяжелые бутсы и пьяные уикенды в Брайтоне.

Вы думаете, я вычитал слишком много из нашего короткого rencontre [48]в саду? Ну что же, о, мои скептически настроенные судьи, разве мисс Мадлен Бельмонт не поднялась легкой походкой по ступенькам дома 33 по Бристоль Гарденс и не позвонила в квартиру номер шесть, где обитает некий Джаспер Джексон, каллиграф и джентльмен, уже на следующий день?

Предполагая, что звонит коммивояжер или кто-нибудь похуже, я вошел в спальню с подносом в руке и лениво взглянул в окно. С высоты моего этажа я мог разглядеть лишь путаницу светлых волос. Но сомнений не оставалось. Это была именно она: моя мечта стояла перед домофоном и ожидала моего ответа, словно на свете нет ничего более естественного, чем девушка, которая в среду утром доставляет мужчине на дом зонтик. Я быстро нырнул назад в комнату и одним глотком осушил чашку, едва не подавившись.

Прелесть хорошего трюка в том, что, если у вас есть возможность сменить зрителя, вы можете повторять его сколько угодно. Я поспешил в холл и нажал на кнопку домофона:

– Слушаю.

– Привет, это я, – прозвучал ее голос. – Я вышла прогуляться и решила… занести вам зонт.

– О, это вы. Привет. Э… подождите секунду – я спущусь. Боюсь, что замок сломан и я не смогу открыть дверь отсюда.

Короткий момент напряженного раздумья – и я прихожу к выводу, что не стоит брать с собой перо словно меня прервали на середине строки сонета (что, в конце концов, было не так уж далеко от истины), – и спускаюсь. Я открыл дверь и приветствовал ее самой теплой и светлой улыбкой – солнце Тосканы, сияющее над виноградниками, грозди которых нашептывают друг другу весть о грядущем рождении «Монтепульчиано».[49] Во всяком случае, мне самому это представлялось именно так.

– Спасибо… Извините, я не знаю, как вас зовут, – солгал я и взял зонтик.

– Мадлен, – ответила она.

– Отлично, ну, спасибо… Мадлен, – я протянул ладонь для рукопожатия, она с веселым удивлением приняла ее. – Надеюсь, это не доставило вам хлопот. – Я стоял в проеме открытой двери, опираясь на пятки.

– Нет, я как раз шла в эту сторону – к Бломфилд-роуд – я выходила купить что-нибудь на обед в ближайшем магазине, так что мне было по пути.

– Вы идете от Роя? – улыбнулся я.

– Роя?

– Ну, это парень, который держит магазин вон там – такой толстяк с усами как у Чарли Чаплина. Наверняка вы его видели. Он достанет для вас любой товар, если вы дадите ему на это время. Но внимательно следите за ценами: он увлекается причудливыми экономическими экспериментами над своими постоянными покупателями.

– Хорошо. Я только что сюда переехала – совсем недавно. Я пока еще никого не знаю.

Странно, но в ее голосе зазвучали нотки, которые заставили меня насторожиться: она как будто подхватила брошенную ей кость. Инстинкты посылали мне сигнал тревоги. Но я не мог поверить, что разговор может пойти так легко, словно в следующее мгновение она сама попросит: а не покажете ли вы мне окрестности? Это невероятно. Только не такая женщина. Это было бы слишком просто. Основываясь на подсознательно укоренившемся принципе недоверия, я решил не провоцировать очевидное развитие темы: