— А? что? — вскочил парень, — ты чего тут делаешь?

— Сижу.

— Меня что ли караулишь, боишься, как бы что не украл?

— Дурак. Мне страшно. Проснулась и не могу уснуть. — Обиженная, она сползла с кресла и потопала в свою спальню. Укрылась, чтоб ничего не видеть и не слышать с головой одеялом. Через минуту зашёл Никита.

— Подвинься, я лягу.

Она перекатилась на другую половину кровати и отвернулась. Подумала: "Характеры у обоих, как у носорогов". Уснула тут же и без снов. Утром зазвонил поставленный на Данькин подъём будильник. Сын неделю как отдыхает, но ей лень его отключить. И сейчас она просто со вчерашнего тарарама забыла об этом. Лена села, не раскрывая глаз, механически спустила ноги, нащупала тапочки. Голова слегка побаливала. Ободрив себя: "Будь молодцом!" Постояв минуту, другую, качаясь, поплелась в кухню. В сонную, туманную от бессонницы голову ударил свет, просачивающийся через застеклённую дверь. "С чего это Данька так рано вскочил, какая сознательность!" Толкнула дверь и увидела у плиты Никиту. Минута замешательства перешедшая в удивление и вспомнила всё. Развернувшись, помчала за халатом и в ванную. Обнаружив на сушилке постиранные мужские носки, чуть не до слёз умилилась: каков парень! Когда вернулась, в чашках дымился кофе и на тарелках стекали маслом и розовым бочком, гренки в яйце с молоком. "Ничего себе!"

Кушнил встретил её любезно и даже доброй улыбкой:

— Доброе утро, я похозяйничал.

Она вместо того чтоб ответить тем же, принялась оправдываться:

— Я совершенно забыла всё, шла отправлять Даньку в институт.

— Садись, позавтракай, вчера вечером проговела не по делу наказав свой желудок.

Потянув с ответом, решила не обижать себя и попользоваться его предложением. Всё-таки чертовски приятно, когда за тобой ухаживают. Правда, немного поломалась.

— Голова шумит, не хочется, я кофе попью. — Забрав пахучую жидкость, она присела за длинный стол, которой с трудом отстояла при покупке в войне с сыном. Данька пытался и позже не раз избавиться от него, заменив на маленький. Но Лена была на этот счёт несворотна. Ей нравилось пережёвывать пищу сидя вдалеке друг от друга, а не роясь носом в чужой тарелке. К тому же стулья к нему предусмотрены не маленькие, игрушечные, а здоровые, надёжные с высокими витыми спинками. И опять же размер кухни позволял иметь такое удовольствие, так с чего же себя его лишать. "Чудно как-то. Сидим почти по — семейному вдвоём и пьём кофе с печеньем". — Умиротворённо расслабилась она и тут же получила:

— Вот что, барышня…. засунешь свои рога знаешь куда… и будешь слушаться меня. Из дома не выйдешь одна, а ни на шаг, пока не разберусь.

Идиллия лопнула. Бах! Прервав её мечущиеся между небом и землёй мысли, Кушнир был до невообразимого серьёзен и строг. Лене это совсем не понравилось. В ней просто всё кипело: "Это ещё что за новости, что он себе воображает?!"

— Я, конечно, благодарна тебе за вчерашнее, но… Как ты не однократно заметил мне не шестнадцать лет. Я дама в возрасте и с опытом. Могу я в этой жизни быть сама собой и жить так, как мне того хочется?

Такой она не помнила себя никогда. Театрально приложив руку к груди, она орала так, что казалось звенели стёкла. Он ошарашенно покосился именно на них, помотал пальцем в ухе, мол, от твоего писку заложило, но от своего не отступил:

— Это ты сына благодари, он позаботился, — прервал Никита её пыл, — а сейчас заткнись, раз я влез. "Дама в возрасте" она… Ты дура "в возрасте".

Лена, не готовая к такому повороту, вскочила. Но тяжёлая рука, что легла ей на плечо пригвоздила её опять к так нравившемуся ей стулу.

Поняв, что ничего не достигла криком, она сделала попытку собраться с мыслями и перешла на нервный шёпот:

— Попрошу, держать себя в руках…,- пискнула она, сама удивляясь такому переходу и пропавшему враз голосу.

— А ты не скачи. Вчера мало получила, добавки треба? Вспоминай кто знал, что ты треплешься по гостям?

"Упрямец, чего он от меня хочет?" Решив сопротивляться его натиску, она опять завопила:

— Я не буду с тобой разговаривать? Уходи…

Она почти заплакала, чем дожала его.

Он как-то рассеянно пробурчал:

— Тоже мне кисейная барышня… Угомонись.

Лена, уловив эту слабость, тут же воспользовалась моментом для наступления. Для начала она резво топнула ногой.

— Уходи!

Но он уже справился с ситуацией и шустро занял бойцовский ряд.

— Не в твои годы губы дуть и ножкой топать. Тебя что, есть необходимость с утра успокоительным поить?! Заруби себе на носу, глупости твои книжные кончились. А жизненный детектив так даст в лоб, что лапки отбросишь.

О! Этот носорог опять влез в её возраст. Такое не прощается. Она тут же заявила:

— Это моя жизнь и я разберусь в ней сама без посторонних. Я, кажется, не давала тебе надежды, что ты больше нуля для меня что-то значишь. Уходи и забудь сюда дорогу.

Ставя точку, она аж похлопала ладошами и опять топнула пару раз ногой. Но парень был не пробиваем. Её топанье не произвело на него никакого впечатления. Он, казалось, равнодушно выслушивал её излияния и наблюдал протестующие танцы, отхлебнув кофе, пожал плечами и спокойно заявил:

— Сейчас доем и уйду. Домой уже некогда заходить. А теперь спокойно ответь, с каких пирогов, ты рванула вчера из дома, и кто знал об этом?

Она с тяжелейшим вздохом, мол, вынуждена подчиниться силе, плюхнулась на стул и, рассматривая цветок, на подоконнике сквозь зубы проскрипела:

— Сослуживцы бывшие пригласили погостить. Они позвонили с соболезнованиями. Узнали, что Даньки нет, одна и пригласили. Я с ними по телефону минут десять поговорила, вот и всё.

— Ну, вот видишь, процесс общения у нас получился совершенно безболезненным, а ты нервничала. Всё вышло так замечательно!

— Какой ты…

— И перестань вести себя точно помешанная, а то я за твою жизнь грош не дам. Губы покрасить не успеешь, как последуешь следом за мужем.

Она схватила подвернувшийся под руку нож и принялась валять его по скатерти. Нет нельзя давать своему гневу волю. Хотелось вонзить его ему хотя бы в оттопыренный мизинец.

"Я ни нервничаю, а бешусь!" Чуть не завопила она, но сдержалась, направив весь пыл на скатерть и прибор. Так что её сдавленное гневом горло выдавило почти рыдание:

— Уйди, а. Ты мне хуже горькой редьки надоел. У нас, что телефоны в городе перестали ломаться?

Никита, внимательно наблюдающий за её вольными маневрами с ножом, не сразу сообразил о чём речь.

— Какие телефоны? — перестал жевать он. — А…

Она отбросила, чтоб не соблазниться на злодейство, подальше от себя нож и дико взвизгнула: