После нечестного пира Скуратов имел тайный разговор с племянником своим.

— Молодцом ты себя показал в рати, а еще лучше со стягом ханским. Теперь путь тебе открыт более вольный. Если, к тому же, довершим начатое нами.

— Пора, стало быть, Фрола подключать посмелее?

— Да. Самое время. Князь Воротынский занялся засечной линией, сейчас ему не до себя, вот и воспользуйся.

— Жаль, нет его под рукой. Он с князем в отъезде.

— Посылай к нему тайного дьяка. Не меньше. Но чтоб не прознал князь Михаил. Пусть Фрол шлет отписки каждую неделю. Особенно когда по куреням они поедут верстать казаков на порубежную государеву службу. Очень близко это от Крыма. Там вполне могут быть у князя тайные встречи с басурманами. А к возвращению князя Михаила должен быть готов донос о таких встречах. От Фрола. Согласится дать его, тут же вручай ему жалованную грамоту, не согласится — не выпускай на волю. Я сам с ним займусь.

— Постараюсь сделать все ладом.

— Да уж постарайся. Не для меня — для себя.

На следующий день тайный дьяк выехал из Москвы лишь с одним путным слугой в одежде мелкого торговца. Как коробейник, а уже через неделю он передал Фролу слово Бельского.

— Исполнишь все, что он велит тебе, боярство в твоих руках.

Очередное обещание. Из них шубу соболью не сошьешь.

Но что делать? Не выскользнешь из цепких рук Бельских, не потеряв головы. Придется, как бы ни проникся уважением к князю Воротынскому, все же посылать на него наветы.

Правда, ничего серьезного тайный дьяк не получал от Фролова, и это не устраивало Малюту с Богданом, тогда они решили принудить Фрола после возвращения сделать донос под их диктовку либо по доброй воле, либо в пыточной. И вот очередная тайная отписка: Михаил Воротынский определил ехать в Москву не прямоезжей дорогой, а через Новосиль и Воротынск.

— Вот она, зацепка! — Невольно воскликнул Бельский, прочитав отписку. — Вполне можно ухватиться!

В тот же вечер он повидался с Малютой и высказал ему свое соображение.

— Отчего не напрямки в Москву, а через свои вотчины? Не подозрительно ли?

Малюта сразу же ухватил мысль племянника и загорелся.

— Завтра же буду у царя. А ты, хочу тебе сказать, становишься мужем!

Еще не было случая, чтобы царь не согласился на тайный разговор с главой сыскной службы, когда тот просил царя об этом. На сей раз он тоже встретился с Малютой в комнате для тайных бесед сразу же после полуденного сна.

— С какой вестью? Распознал крамолу?

— Не совсем, но — есть подозрение. Окольничий Богдан Бельский, как помнишь ты, государь, имеет своего человека при князе Воротынском. Ты тому тайному агенту Бельского подписал жалованную грамоту на боярство. Так вот, соглядатай Бельского прислал тайную отписку о намерении князя Михаила ехать от донских казаков не прямым шляхом на Серпухов и Москву, а через Новосиль и Воротынск. Имеет к тому же Фрол Фролов подозрение, что Воротынский встречался с кем-то из крымцев. Будто бы даже кого-то из казаков к хану посылал.

— Не заблуждается ли Фрол о встречах и посылки к хану?

— Приедет, все в точности и узнаю. Сейчас же меня беспокоит, что он в свои вотчины путь держит.

— Проведать вотчины — худое ли дело?

— Если бы проведать только. Иные мысли, как я предполагаю, у князя: доследовать примеру Андрея Курбского, изменника низкого, примеру Дмитрия Вишневецкого, который делал вид, будто служит тебе, государь, честно, сам же польскому королю лазутил. Не возомнил ли Воротынский службу тебе, государь всей Руси, ущербной для себя? Вернее сказать, не опасается ли, что распознаешь его тайные замыслы, а хвост его замаранный станет виден. Слишком много подозрительного в его сношениях с крымцами. О послах одних вспомни, государь. Какому унижению ты подвергся, читая дерзкое письмо Девлетки. Вот и посчитай: спишется с Сигизмундом и — ноги в руки.

Долго молчал самодержец. Он понимал, что Малюта чрезмерно усердствует, но вместе с тем видел в его доносе свою выгоду: слишком вознес себя холоп, возомнил о себе Бог весть что. Даже гонца самолично не послал ему, царю, с вестью о победе. Разрядный приказ расстарался, да Токмаков с Долгоруким, и если прикинуть, то больше не нужен ему Воротынский, который и в самом деле может либо к польскому королю податься, либо, что еще хуже, переметнуться к Владимиру Старицкому, рвущемуся к престолу. Начатое же им, Воротынским, укрепление порубежья, продолжат другие. Возможно, не так рьяно и разумно, но теперь это не так уж и важно. Надолго отбита охота крымцам ходить на русскую землю походами. Ногайцам тоже досталось на бобы. Долго загривки чесать станут да зарекутся совать нос куда не следует.

— Оковывай всех ближних слуг Воротынского и — в пыточную.

— У князя две дружины. Новая — в Новосиле и старая — в Воротынске. Воевода Шика ее возглавляет. На нее особенно может опереться Михаил Воротынский.

— Всю дружину — в Сибирь. Промышлять соболя. И чтоб без возврата оттуда. Самого же князя, холопа неблагодарного, оковать до Новосиля, и в Москву. Тоже в пыточную.

Ну вот — слава Богу. Теперь вполне может царь сделать его, Малюту Скуратова-Бельского, своим слугой ближним.

«Сыскную службу передам Богдану!»

Гопнул Малюта, не перепрыгнувши. С князем Михаилом Воротынским Грозный расправился нещадно. Малюта же и Богдан остались при своих интересах. Бельский даже боярства не получил. Не перевел его государь из окольничьих Государева Двора в бояре думные.

Что же, поступки царя неисповедимы. Можно лишь затаить обиду. Не более того. И ждать подходящего момента.

Смеркалось. Богдан целую неделю не покидавший дома из-за недуга, крепко подкосившего его здоровье, испив снадобье, присланное из Кремля по указанию самого царя, собрался было почивать, как вдруг в опочивальню вошел его ближний слуга.

— Боярин, тебя кличет спешно Малюта.

Боярин — привычно звучит. Лести ради слуги его так величают, и он не противится, а вот с приглашением, странное.

«Вчера наведывался. Спокоен был. Уверенный в себе. Чего это вдруг? Знает и о хворобе моей. Мог бы и сам, если что стряслось…»

Меж тем приказывает постельничему:

— Вели нести одежду на выезд. Да пусть запрягут пролетку. Верхом недужен я еще. Полость медвежью не забыли бы положить. Не зима на дворе, но хворому остудиться вполне можно.

Ехать всего ничего, но слуги укутали барина своего основательно, чтоб не дай Бог не продуло бы его, не усилился бы недуг. Кучер тоже не гикнул на тройку, чтоб понеслась она лихо — не нужен барину встречный ветер. Когда же въехал во двор Малюты, не остановил пролетку на обычном для экипажей месте, а подкатил вплотную к переднему крыльцу под самый под навес.