За столом я исподтишка наблюдала за мужем, пытаясь найти в его лице или манере поведения что-то, позволившее бы мне начать разговор о мучивших меня предчувствиях. Но Матвей казался абсолютно довольным и спокойным.

Получалось, что я испытываю куда большие моральные терзания по поводу перемен в его жизни, чем он сам.

Может, со свекровью поговорить?

Мы не особо сблизились с ней за это время, но все-таки она знает сына лучше и сможет подсказать мне, как правильно себя повести, чтобы и помочь, и не задеть его гордость.

Уже ночью, когда мы лежали в постели, Матвей вдруг спросил:

— Ты еще не приняла окончательное решение по поводу Казаковой?

— Пока нет. Жду отчет психолога, а он что-то… даже не знаю, как объяснить.

— Деля, послушай меня — откажись.

— Мы договаривались не тащить работу на дом, — напомнила я шутливым тоном, однако в душе мне было очень неприятно.

Матвей довольно бесцеремонно пытался надавить на меня, хотя осуждал подобное желание во мне.

— Я и не тащу. Я просто прошу тебя сделать так, как я прошу. Поверь — потом спасибо скажешь.

— Я не хочу это обсуждать.

— Можешь не обсуждать.

Матвей отвернулся от меня и через несколько минут уже ровно посапывал, а я смогла уснуть только под утро.

А за завтраком мне позвонил Васильков и велел, бросив все, мчаться в больницу.

— В чем дело?

— Приезжай — узнаешь, — и он бросил трубку.

Я выскочила в коридор, предчувствуя неладное, и заметалась, ища ключи от машины.

Матвей, прислонившись к косяку, наблюдал за мной:

— Что-то случилось?

— Пока не знаю. Ты ключи мои не видишь?

Матвей оттолкнулся от косяка, подошел к вешалке и снял связку с крючка:

— Вот они. Ты все-таки подумай над тем, что я вчера сказал.

— Ты издеваешься?! — заорала я, не в силах сдержаться. — Мне ехать надо, там что-то серьезное, раз Васильков позвонил, а ты со своей паранойей! Матвей, ну в самом деле!

— Успокойся! — тихо приказал он, перехватив меня за руки и сильно сжимая запястья. — Тебе за руль садиться.

— Отпусти! — я попыталась вырваться, но Матвей держал крепко.

— Я отпущу. Но ты успокоишься, выдохнешь и придешь в себя.

— А ты никогда не будешь указывать мне, что и как делать в клинике! Ты там даже больше не работаешь!

Матвей немедленно разжал руки, резко повернулся и ушел в кухню, захлопнул за собой дверь, а я вылетела на площадку и, не дожидаясь лифта, побежала вниз по ступенькам, даже не успев понять, что ударила мужа в больное место.

Павел ждал меня в кафе, поднялся из-за столика, на котором лежал букет красных роз.

«Надо же, запомнил, какие я люблю», — внутренне растаяла я.

Захар уже давно перестал оказывать мне вот такие мелкие знаки внимания, которых хочется любой женщине. А я ведь живая, мне все еще важно чувствовать себя желанной…

— Ты чудесно выглядишь, — сказал Павел, поцеловав меня в щеку и отодвигая стул, чтобы я могла сесть. — И оттенок волос новый…

Господи, Захар не заметил бы даже кардинальных перемен — стань я, к примеру, блондинкой, он бы ни за что не понял, что случилось, а Павел отметил даже легкий нюанс цвета, всего на тон темнее…

За кофе мы разговаривали, кажется, обо всем, но в основном о предстоящем переезде Павла. Он присматривал квартиру, но пока не мог определиться, где именно хочет жить.

— Все будет зависеть от местоположения офиса. Не хочу мотаться через весь город и терять в дороге время, которое смогу провести с тобой, — говорил он, держа меня за руку, и мое сердце переполнялось каким-то новым чувством к нему.

Я вдруг поняла, что готова совсем уйти от Захара — хоть сейчас.

Я могу жить на съемной квартире, лишь бы рядом был Павел.

— Сперва, конечно, будет трудновато, придется снимать, — словно услышав мои мысли, сказал он. — Но со временем купим свою.

— Откуда столько денег?

— Ну, ипотеку же можно взять.

— Я не работаю, — напомнила я, внутренне съежившись.

— Но это ведь временно. Найдем что-нибудь, — уверенно отозвался Павел, и я не стала пускаться в долгие разъяснения о том, что за десять лет не получила ни одного мало-мальски стоящего предложения. — Главное, что мы сможем быть вместе, правда? — он поднес мою руку к губам и поцеловал.

Мне уже давно не было так легко, как этим вечером.

Я не испытывала неловкости, непринужденно общалась, даже смеялась, чего не делала уже очень давно. И с каждой секундой во мне крепла уверенность — надо решаться, надо уходить, разводиться, потому что вот он, мой единственный оставшийся шанс хоть какое-то время пожить с человеком, которому я не безразлична.

Я ведь еще молодая, почему же должна киснуть в четырех стенах рядом с тем, кто давно уже не воспринимает меня как женщину?

Павел пошел провожать меня, и я, взвесив все, решила, что приглашу его к себе — а там будь что будет. По дороге опять разговаривали, и как-то случайно всплыло имя Стаськи — не помню даже, в каком контексте, кажется, что-то о подругах говорили.

— Погоди, как фамилия? — переспросил Павел.

— Казакова, а что?

— А она не журналист случайно?

— Не случайно. Она журналист, и весьма хороший. А что?

— Да так… показалось, что слышал.

Зайти ко мне Павел отказался, но сделал это так мягко и деликатно, что я даже не почувствовала отказа и не обиделась. А уже лежа в постели вдруг вспомнила, что он живет в том же городе, что и Стаська.

Павел обещал позвонить утром, но мой телефон молчал до самого обеда, и тогда я рискнула и написала сообщение сама. Ответа тоже не последовало.

Я слонялась из угла в угол, не в силах заняться хоть чем-то, чтобы не быть застигнутой врасплох — вдруг Павел позвонит и скажет, что хочет увидеться. Тянулись часы, а звонка не было.

Внезапно мне пришла в голову мысль — а что, если с Павлом что-то случилось? Ведь бывает всякое — мог попасть под машину, например, или стать жертвой нападения.

От этого стало еще хуже.

К моменту, когда телефон зазвонил, я уже успела придумать пару кровавых историй с участием Павла.

Схватив трубку, я увидела на экране незнакомый номер и с замирающим сердцем нажала кнопку ответа:

— Да, я слушаю.

— Привет, — прозвучал в трубке сиплый голос Стаськи. — Как дела?

— А, это ты… — я даже не смогла скрыть разочарования.