Наверно, если б Таран был прожженным прагматиком и вообще жил, руководствуясь только рациональным мышлением, то он принял бы все эти неутешительные выводы к сведению, порадовавшись, что ему лично ничего такого не грозит.

Но у Тарана была сильно развита интуиция. Может, иногда даже чрезмерно. Когда Семен произнес фразу насчет того, что о Лизке «позаботятся», Юрка моментально заподозрил, что успокоительные заверения Семена по поводу отправки его, Тарана, в родной город тоже немногого стоят.

Семен вполне откровенно сказал: «Нам было бы гораздо проще, если б вас не было вовсе». Но сказал он это прежде всего для того, чтоб расположить к себе Тарана. Дескать, мне бы проще тебя замочить, но я не хочу ссориться с твоим шефом. Воспринимается такое заявление с меньшей подозрительностью, чем горячие убеждения в том, что, мол, мы с тебя пылинки сдувать будем.

Возможно, в Москве, до посадки в поезд, Тарана и впрямь никто не тронет, хотя никакой серьезной гарантии нет. Если б Юрка четко знал, насколько хороши отношения между Семеном и Генрихом, то мог бы это представить себе более ясно. Однако то, что Генрих дал телефон для связи с Семеном лишь на экстренный случай, говорило отнюдь не в пользу того, что эти отношения шибко теплые. Больше того, именно сейчас Тарану показалось, будто Генрих, дав ему этот телефон, рассчитывал на то, что до него дело не дойдет. Потому что, более-менее подробно растолковав, где и как должна произойти встреча после телефонного звонка, Птицелов не дал никаких инструкций насчет того, о чем там можно говорить, а о чем нельзя. Хотя, например, предупредил о том, что на второй явке, в доме 19, куда Таран так и не попал, опасаясь, что Полина за ним стеклит, надо помалкивать про цель своей поездки. Только получить билет и уехать. Может, и здесь, у Семена, надо было молчать?

Юрка подумал, что ежели он так прокололся, то Генрих имеет полное право вывести его в расход. Впрочем, оправдание есть, конечно, но очень слабое. Да и надо еще до Птицына доехать…

То, что доехать будет очень сложно, Таран понял как-то сразу. Еще после слов насчет того, что патронаж Семена кончается после посадки в поезд. То есть если Юрку из вагона под колеса выбросят, он не отвечает. А могут и клофелином напоить в избыточной дозе какие-нибудь красивые спутницы. Или какой-нибудь ширнутый без тормозов пырнет в тамбуре ножом. Мало ли случайностей бывает в жизни?

Однако могло быть и так, что вся история с отправкой «домой» — чистая брехня. Отвезут на какую-нибудь дачку, типа той, где Таран провел ночь, и тихо так, без суеты, уроют. Или сплавят по речке, опустив в прорубь.

И тут Юрка нашел подтверждение своей последней версии. Везут его белым днем, время уже за десять утра перевалило. То есть все названия улиц хорошо видны и номера домов тоже. А окна в машине не зашторены, и повязку Тарану на глаза никто не надевает и даже хлороформом не усыпляет, как прошлым летом. А зачем такому пусть и дружественному, но, по мнению Семена, не шибко надежному кадру знать лишнее? То есть расположение того места, где его якобы отдыхать перед отъездом устроят. Наверно, если б это можно было знать, то ему бы этот адрес еще Генрих перед отправкой в Москву указал. Если Генрих его не знал или Тарану не хотел сообщать, то почему же вдруг Семен не принимает меры к обеспечению секретности своего собственного объекта?!

Вывод напрашивался сам собой. Семен не блюдет секретность потому, что четко знает: Таран дальше этого объекта никуда и никогда не уедет.

Как раз в тот момент, когда Юрка до всего этого додумался, «Волга» остановилась перед светофором в крайнем правом ряду, ожидая возможности повернуть направо. Таран ухватился за ручку двери, рванул, толкнул и, подцепив левой рукой свою сумку с изображениями китайских флагов, одним прыжком выскочил из машины. Он лихо перемахнул через сугроб, потом, слегка опершись рукой, перелетел через металлическое ограждение тротуара и дунул по тротуару в направлении, обратном ходу машины. Очень клево получилось! Как раз в этот момент загорелась стрелка, разрешавшая правый поворот, и опешивший от неожиданности водитель «Волги» вынужден был продолжить движение, потому что позади его машины стояло и пыхтело еще с десяток механизмов, жаждавших повернуть в том же направлении. В общем, машина поехала в одном направлении, а Юрка побежал в другую.

Конечно, прохожие маленько шарахались, но никто не кричал «держи вора!». Только одна бабка, около которой Таран случайно топнул по луже, разразилась по его адресу непечатными словами, хотя он ее почти не обрызгал.

Пробежав с полета метров, Таран неожиданно оказался рядом с автобусной остановкой, к которой к тому же подкатывал автобус. Юрка быстренько всунулся в туго набитый салон и покатил в неизвестном ему самому направлении.

В этот момент в салоне «Волги» водитель произносил по его адресу словеса, по сравнению с которыми бабкины матюки казались детским лепетом.

— Не волнуйся, Мирон! — почти не разжимая зубов, произнес Семен. — Я знаю, куда он сейчас поедет. Жми в Сокольники!

— Мы же не знаем толком, в каком дворе он оставил машину, — напомнил тот, что сидел справа от водителя.

— Найдем! — убежденно произнес Семен. — Учти, Бобер, то, что он на рывок ушел, — это твоя вина.

— Ага! — обиделся тот. — Я рядом с ним сидел или ты?

— В том-то и дело, что ты, когда мы его в машину брали, не пересел назад.

— А ты говорил, чтоб я пересаживался?!

— Если б я это вслух сказал, он бы от нас еще на Сущевской удрал. Должно быть, жутко догадливый пацан! В отличие от некоторых! Ты сам должен был догадаться насчет того, куда пересесть, когда клиента в машину берешь!.. Ладно, хрен с ним, все равно никуда не денется!

— А с чего ты взял, что он в Сокольники поедет? — посомневался Мирон. — Вдруг он прямо на Курский махнет?

— По глазам видел: он за эту ссыкуху переживает. Но насчет Курского мы подстрахуемся. — Семен вытащил сотовый и стал давить на кнопки. — Димыч?! Привет, это Сема. Как жизнь? Рад за тебя, раз все нормально в эпоху кризиса. Небольшое дело к тебе, братуха. Там у вас к дальним кассам Курского направления через часок или немного меньше может подойти пацан лет восемнадцати. Рослый такой, поджарый, в джинсах, темной нейлоновой куртке, на вязаной шапке марка «Рибок». При нем сумка синяя, с флагами КНР и Тайваня, запомнил? Ботинки типа армейских. Постарайся, чтоб он на часок в «обезьянник» попал, ладно? Ну и звякни мне по сотовому. Лады? Тогда — все, привет семье!

Пряча сотовый, Семен сказал, ни к кому персонально не обращаясь:

— Это я так, для очистки совести. Навряд ли он на Курский попрет, когда тачка имеется. Но раньше нас он туда фиг успеет!

— Тачка, тачка… — проворчал Бобер. — Ее еще найти надо, тачку эту. Мы даже номера не знаем! А среди «девяток» каждая вторая — красная.

— Тем более что она может быть и вишневая, и кирпичная, и малиновая, — поддакнул Мирон.

— Что вы нудите? — нахмурился Семен. — Там девка сидит с кошкой! В мужской куртке на десять размеров больше, в штанах опять же не по росту и в валенках. Что, таких много, что ли?