— Фто засит обнадевывает?! — возмутилась Стаська, пытаясь разговаривать с набитым ртом.

— Хоть что-то! А то девица тридцати двух лет, а личного у нее только средства гигиены! «Трагедия» — это большой шаг вперед!

— Ты издеваешься? — проглотила пирог, не дожевав и чуть не подавившись от возмущения, Стаська.

— И не думала даже! С нетерпением жду повествования о том, как за одни сутки ты умудрилась заиметь личную беду с последствиями.

— Влюбилась, само собой! А как еще можно заиметь такое «счастье»?

— Способов не счесть, — усмехнулось княгинюшка, — особо если искать истории на пятую точку. Влюбилась — это радует несказанно! И объект твоей страсти, я так понимаю, доктор Больших?

— Других мужчин поблизости не было! — призналась Стаська.

— И что? — хмыкнула саркастически тетушка. — «Осуществилась их любовь»?

— Еще как! — загрустила яркими воспоминаниями Стаська. — Волшебство! Страсти до небес! Фейерверк! Ночь без сна!

И вновь тягостно вздохнула, как старушка над воспоминаниями о былой молодости, подумала пару минут, обнаружила, что все еще держит в руке пирог, откусила, не забыв еще разок вздохнуть печально.

— И подразумевается, что накануне доктор Больших успешно выспался? — улыбалась княгинюшка снисходительно.

— Да ну тебя! — рассмеялась Стаська. — С тобой поговоришь, и все кажется водевилем!

— А жизнь и есть либо водевиль, либо трагедия, с переходной стадией застоя от одного состояния к другому.

Стаська бросила недоеденный кусок пирога на тарелку и отвернулась к окну, чувствуя подступившие слезы, сдерживаясь изо всех сил, чтобы не заплакать.

— Представляешь, я его люблю! — повернулась и посмотрела на Симу больными глазами. — Понятия не имела, что это такое, предположить не могла, а вот… попала! А он… — а-а-а! — безнадежно махнула рукой.

Не справилась, как ни старалась, и таки расплакалась, сквозь горечь и обиду торопливо рассказывая княгинюшке о счастливой перемене, ставшей в одно мгновение «трагедией», неосознанно размазывая слезы по лицу.

— Ну что ж! — выслушав сбивчивый, но подробный рассказ, невозмутимо заметила Сима. — Он не женат. Но у него есть женщина. Не все так безнадежно!

— Да при чем тут женщина?! — возмутилась теткиному непониманию Стаська. — Он испугался, что у нас все получилось как-то всерьез, без обычных игр, флирта, возможности отступления! Я не знаю, как так вышло, но мы оба это чувствовали, понимали! Он переполошился и сбежал! По глазам, движениям было понятно — бесповоротно, навсегда!

— Не факт! — задумчиво возразила княгинюшка. — Ты видишь все однобоко, с позиции своей боли, и вывод делаешь исходя из этого. Может, он не от тебя и ваших разразившихся чувств сбежал, а от своего прошлого. Ты же про него ничего не знаешь. Тридцать девять лет, мужик-орел, умница, молодой, интересный, а семьи и детей нет. Может, ему так досталось, что он не хочет, боится переживать все заново. А вот что заново? Вопрос! Он сильный мужчина, лидер, вождь и привык брать всю меру ответственности на себя, в работе уж наверняка! Но я тебе точно скажу, что так не бывает, чтобы на работе мужик вождь, а дома размазня! Боец, он везде боец! Но и сильные мужики имеют право чего-то бояться и осторожничать, особенно если им жизнь уже так наваляла, что мало не показалось, по полной программе! Ты вон в детстве обожглась, проверяя на ощупь красивый газ, больше в огонь руки не суешь. Вот и он свой рефлекс заимел. Знаешь, как у Зощенко: «Герой и трус ощущают одно и то же, разница в том, как они поступают».

— И к чему твоя защитная речь? — нахохлилась Стаська.

— Да к тому, что вернется твой Больших! — уверенно заявила Сима.

— Нет, — покачала Стаська головой.

Сима махнула на нее рукой, как на дитя неразумное.

— Как я понимаю, для него это был не одноразовый, случайно подвернувшийся секс. Значит, вернется! Он испытал настоящее, сильное, переворачивающее все до дна чувство, и теперь ему не ужиться со слабым его подобием! Помучается, попробует жить, как раньше, вполнакала, без сердца, без любви, без тебя — и вернется!

Стаська задумалась, у нее перед глазами стояло лицо Степана, когда, поговорив по телефону, он вернулся к ней в кухню: лицо все решившего и уже отрезавшего с болью и кровью мужчины.

Бесповоротно. Окончательно. Точка.

— Нет, — тихо повторила Стаська, — не вернется. А я теперь не знаю, как жить…

— По возможности с удовольствием, — предложила княгинюшка. — Это тебе сейчас, когда рана только получена, кажется, что жить невозможно, так больно.

— Только не говори про доктора время!

— Не буду, — мягко улыбнулась Сима.

Она погладила задумчиво Стаську по голове, улыбаясь печально и мудро, и огорошила племянницу, заметив:

— Это было неизбежно.

— Что? — не поняла Стаська.

— Что на тебя обрушатся сильные, глубокие чувства, страдания и радости.

— Я бы обошлась! — недовольно буркнула Стаська. — Вот на фига такие радости? И почему именно на меня?

— С твоей жизненной позицией монфешиста…

— Попрошу без иностранных словечек, особливо французских! Мне они во! — И она обозначила, проведя ребром ладони по шее, степень наполненности. — По работе хватает!

— Хорошо. Сиречь пофигиста и наплевателя! — рассмеялась легко княгинюшка. — Ты так старательно и упорно избегала сильных эмоций, чувств, ситуаций, что провидению это надоело. Сильному человеку многое дается, но и платить приходится гораздо больше, чем людям слабым и безвольным.

— Это ты у нас в семье сильная, — возразила Стася. — У тебя характер! А я так… погулять вышла!

— Не гневи Бога, Слава, уж тебя-то он характером не обидел!

— Да ладно! — категорически не хотела соглашаться племянница. — Когда это я сильной была?

— Всегда. С детства. Напомнить ситуации?

— Ну, например! — потребовала доказательств Стася.

Не хотела она быть сильной! Что еще за дела?! Не надо ей этого! Лучше она побудет слабой, несчастной — вон у тетки под крылом отсидится!

— Например, музыкальная школа, — не предоставила возможности отсидеться Серафима. — Или твои вечные экзамены, или припомнить, как ты на свидания ходишь? Еще фактов?

— Неубедительно! — капризничала Стася.

— Неужели? — задорно рассмеялась тетка.

Обратив внимание на то, как шестилетняя дочка подпевает всем песням, которые услышит, ни разу не сфальшивив, родители пришли в неописуемый восторг, объявили Стаську еще одним семейным дарованием и решительно заявили: в музыкальную школу!

Стаська пребывала в блаженном неведении о данном решении, необсуждаемом с ней, до последнего момента, до часа икс, в который должно было состоятся собеседование и ее, Стаськино, прослушивание в музыкальной школе.