Папа с мамой, держа дочь за руки, не без благоговения привели Стаську к известной преподавательнице, у которой еще папа учился, и объяснили перед дверью в кабинет задачу.

Стаська их внимательно выслушала, от комментариев воздержалась, своим мнением по данному вопросу не поделилась и лишних вопросов не задавала.

Хорошая, послушная девочка! Гордость родителей!

Чтобы жить в одной квартире с двумя скрипачами, фанатично влюбленными в свое дело и занимающимися при любой возможности, надо обладать весьма устойчивой психикой, бесконечным терпением или ну уж очень любить музыку!

Шестилетняя Стаська ни одним из вышеперечисленных качеств не обладала, хоть и не подозревала об этом в силу возраста, но девочкой она была хорошей и старалась, насколько это возможно, слушаться старших.

Поэтому, когда Стаську поставили перед седой, очень доброй пожилой женщиной, сидящей за роялем, и предложили повторять голосом ноты, которые та нажимала на клавиатуре, она старательно исполняла указания. И песенку спела без аккомпанемента, и на вопросы отвечала. Выслушав ее, взрослые о чем-то посовещались, мама с папой улыбались радостно, а женщина спросила Стаську:

— Станислава, ты хочешь учиться в нашей школе?

Стаська честно, решительно и четко ответила:

— Музыку я не люблю. Предупреждаю: учиться буду плохо.

И вздохнула оттого, что пришлось огорчить такую милую женщину.

На чем ее музыкальное образование и закончилось, не начавшись.

— А что еще должен был сказать ребенок, — рассмеялась Стаська теткиному напоминанию, — если его этой музыкой достали?

— А утверждаешь, что характер слабоват! — попеняла Сима.

— Толку-то что? Вот куда мне его применять в этой ситуации? — вернулась к «своим баранам» Стаська.

— Как куда? — возмутилась несообразительности племянницы княгинюшка. — Не сдаваться! Ты что, леденец на палочке пососала, было очень вкусно, но отобрали? Теперь можно плакать от обиды? Любовь — это не сижу на бережку и жду, что поднесут или отберут! За нее и побороться иногда надо! Особенно если мужчина того стоит! А твой Больших стоит многого!

— Бороться?! — опешила племянница. — Это как? Ты что предлагаешь совершить еще один перелаз через его калитку и сесть под дверьми сторожить, чтобы навязчиво себя предложить? Типа: посмотри еще раз, может, передумаешь, я хорошая? Так, что ли?

— Слава, остынь! Никто тебе такую ерунду не предлагает! Нет, если хочешь… — Она оценила выражение Стасиного лица. — Не хочешь. Понятно. Нет, Слава, следующий шаг его! А вот когда он объявится…

— Да не объявится он, княгинюшка! — перебила в отчаянии Стаська. — И шагов никаких делать не станет! Все! Финита! Занавес!

— Посмотрим! — возразила убежденно Сима. — Я уверена, что появится, или я ничего в жизни и в мужчинах не понимаю!

Степан попросил начальника поставить его в график дежурств на все возможные дни.

— Да ты и так, Степан Сергеевич, больше всех в графике фигурируешь! Зачем тебе еще? Загнешься!

— А что мне еще делать, как не работать? Я мужик семьей не обремененный.

Начальник внимательно к нему присмотрелся, не поверил, но, пожав плечами: «Как хочешь!», сделал отметку в рабочих документах.

Когда Больших ввалился в грузовой самолет не со своей постоянной бригадой, а с дежурными медиками, набранными по свободному рабочему графику, Лев Гурьевич, старший группы спасателей, преувеличенно громко подивился:

— О, Сергеич, а ты куда? Вы ж вроде со своими, вчера со смены?

— Да так, — отмахнулся Степан.

— Поня-атно! — хохотнул старшой и крикнул на весь салон: «Мишка! Принимай, в твоем полку прибыло! Не один ты теперь в этом поле бегун!

Мишка Седов на работу сбегал, как на праздник или на курорт какой. Такое трудовое рвение имело свои причины в лице жены, двух детей и тещи, с которыми он проживал в двухкомнатной хрущевке. Усугублялась ситуация тем, что его дамы имели устойчивую склонность к критике кормильца, с элементами пыточного вербального пилежа.

Седов числился не в постоянной бригаде, как Степан, а в разменном расписании, то бишь в каждую брешь затычка, что давало ему возможность большую часть времени проводить на работе и являлось неизменным поводом для незлобивых шуток всего коллектива.

— Ну, Мишка-то понятно, — комментировал Лев Гурьевич. — Я ему говорю: устройся еще на какую работу, лучше ночным сторожем, чтоб, значит, супружеский долг побоку! А то, не дай бог, третьего родите, тогда кранты! А он нет, говорит: что-что, а долг этот я завсегда! Правда, Мишк? — крикнул старшой вопрос.

— А на что тогда жена? — отозвался Седов из дальнего угла. — Моя Елена Вадимовна дама в этом отношении правильная!

Он не обижался на постоянные подколки, характер имел легкий, веселый, как такого мужика угораздило найти себе жену, оставалось для всех загадкой.

— Ну а ты от чего бегаешь? — поинтересовался у Степана Лев Гурьевич.

— Да ни от чего, — предпринял попытку избежать откровений Больших.

— Понятно! — довольно кивнул Лев Гурьевич. — Дела сердечные. Никак сподобился влюбиться, Сергеич?

— О-хо-хо! — неопределенно повздыхал Степан.

— Понятно! — повторил любимое словечко старшой.

Все в коллективе знали подробности жизни друг друга, радости-горести, беды, разочарования и победы, свадьбы-разводы, рождение детей, похороны близких, поступление чад в институты, проводы в армию, двойки и вызовы в школу, болезни родных и проведенные отпуска — все!

Один сплоченный коллектив. Одна семья.

Когда от секунд, мгновений, миллиметров зависит жизнь людей, в самом прямом и конкретном смысле, и жизнь, здоровье и безопасность тех, кто работает рядом с тобой, чтобы принять правильное решение, рассчитать мгновенно риски, опасности, результат — ты обязан досконально знать о том, кто стоит с тобой плечом к плечу, — все! Его настроение, эмоциональное, физическое, психическое состояние, вплоть до мелочей — поел он сегодня или нет, выспался, собран, настроен на работу или думает о том, что осталось у него дома — проблемы, заботы, беда, тяготы душевные.

Каждый из них обязан знать товарища, как себя самого, и особенно руководители групп.

Спасение людей — дело коллективное, в их ведомстве, в МЧС, синдром «одинокого героя» — ругательное определение. Одиночки, считающие себя героями, только мешают своей инициативой, способной испортить, усугубить всегда непростую ситуацию.

Это не коллектив сотрудников на корпоративном развеселом выезде — этот коллектив обязан дышать в одном ритме, чувствовать друг друга, как чувствуют колдуны или влюбленные, знать все слабые и сильные стороны каждого члена команды.

Вот такая у них кухня.

Особая.