Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Дети пусть посидят здесь, — и глазами указала на стулья вдоль стены.
Пилюгин вошел в кабинет. Навстречу ему из-за стола поднялся главврач, средних лет человек с усами, в белом халате.
— Здравствуйте, Михаил Геннадьевич.
— Что с женой? — сразу спросил Пилюгин. — Нас к ней не пустили, сказали — она в реанимации…
— Ей стало хуже ночью, и мы перевели ее в реанимацию. Понимаете, начались родовые схватки… преждевременные роды всегда нежелательны, но в данном случае…
Врач замялся, и Пилюгин спросил:
— Что в данном случае?
— Ваша жена немолода… мы серьезно опасаемся за ее здоровье. Схватки к утру прекратились, но чувствует она себя сейчас неважно. Скажите, ведь первые роды тоже проходили трудно?
— Да я не очень-то в курсе… — растерялся Пилюгин. — Она говорила, все хорошо прошло.
— Мы предложили ей кесарево сечение.
— Она что, отказалась? — спросил Пилюгин и тут же добавил: — Значит, не надо никакого кесарева…
— Она согласилась… но тут мы опасаемся… Повторяю, ваша жена немолода, и здоровье ее оставляет желать лучшего, но она хочет рожать…
— Так чего вы от меня добиваетесь, доктор? — спросил Пилюгин. — Мы оба хотим ребенка, очень хотим, но решать должна она. Вы ей говорили о своих опасениях?
— Конечно.
— Тогда не знаю, как быть, — развел руками Пилюгин. — Если ваши опасения серьезны, то отговорите ее… Или вы хотите, чтобы я с ней поговорил?
— Боюсь, отговорить у вас не получится. У вашей жены достаточно твердый характер, и она очень хочет ребенка. Ладно, мы еще раз поговорим с ней… посмотрим, как она себя будет дальше чувствовать… Сейчас я не советовал бы вам видеться — нервничать ей категорически нельзя.
— Очень вас прошу, доктор… — Пилюгин был вконец растерян, и голос его сделался просительным, даже униженным. — Постарайтесь… я отблагодарю… все, что нужно… сколько нужно… я очень вас прошу, если дело так серьезно…
— Успокойтесь, мы сделаем все, что требуется. Приезжайте послезавтра.
— Да, да… обязательно…
— А о чем с ним еще говорить? — спрашивала Галка, когда они уже ехали в машине. — Надо с мамой говорить. Знаю я этих врачей…
— Ты знаешь? — быстро обернулся Пилюгин. — Наглая ты стала, Галка, разбаловал я тебя… Она знает! Что ты вообще знаешь?
— Знаю. Денег им надо! Мне Маринка-одноклассница рассказывала. Мама у нее весной рожала, так врачи Маринкиного отца так запугали — он им три тысячи баксов заплатил, да еще какие-то лекарства дорогущие доставал. А роды прошли нормально.
— Не-ет, я не в ГАИ работаю, у меня таких бабок нету… — Пилюгин нахмурился. — Доктор хочет, чтобы я отговорил маму рожать. Для нее это сейчас опасно.
— Ой, а что же делать? — испугалась Галка. — Мама ни за что не согласится… А почему тебя к ней не пустили? Ей так плохо?
— Плохо…
В это время заверещал мобильник.
— Слушаю… Да, понял. Через час буду…
— А почему ты мою мелодию заменил? — спросила Галка.
— Потому что дурацкая мелодия.
— Да что ты понимаешь, папка? — Галка повернулась к Витьке: — Представляешь, я ему такую классную мелодию на мобильник поставила — Диму Билана, а он заменил! Все-таки раздолбай ты у меня, папка…
Пилюгин резко нажал на тормоз — машина с визгом остановилась, Галку и Витьку бросило вперед.
Пилюгин обернулся с перекошенным от злости лицом:
— Если ты еще раз скажешь это слово или другие ругательства, я тебе так по шее надаю — ты всех Биланов забудешь, поняла? Не слышу ответа — поняла или нет?
— Поняла, поняла… — испуганно отозвалась Галка. — Хватит тебе из мухи слона делать, папка… я ругаюсь, когда ты меня сильно достанешь…
— Ты меня больше достала. Маленькая матерщинница! Где ты только этой дряни набираешься?
— Там же, где и ты набирался… — улыбнулась Галка.
Майор Пилюгин вошел в «предбанник», взглянул на секретаршу, сидевшую за столом у окна:
— У себя? Свободен?
— Пока свободен, — секретарша быстро постукивала по клавишам. — Идите побыстрее, Михаил Геннадьевич, а то у него через полчаса совещание.
Полковник Судаков сидел за большим письменным столом и читал какую-то бумагу. Он поднял вопросительный взгляд на Пилюгина:
— Я тебя не вызывал.
— Я сам пришел. Нужно.
— Садись. Говори.
Пилюгин присел, достал из кармана пачку сигарет, взглянул на полковника и быстро убрал обратно в карман:
— Я по делу Полины Ивановой.
— Террористка, что ли? Мне тут с утра телефон обрывают — подробности требуют. Спрашивают — а правда, что у майора Пилюгина роман был с этой Ивановой? А потом он ее бросил, и она из ревности решила весь убойный отдел подорвать… — полковник издевательски улыбался.
— Э-эх, товарищ полковник, на каждый роток не накинешь платок, — усмехнулся Пилюгин. — Если б у меня с ней роман был, она бы одного меня подкараулила и из револьвера порешила. Зачем весь отдел подрывать?
— А вот это, я надеюсь, следствие выяснит… Ладно, с чем пришел, выкладывай.
— Надо эту Иванову под подписку выпустить, — выпалил Пилюгин и даже испугался, увидев выражение лица полковника Судакова.
— Как выпустить? — просипел он. — Под какую подписку?
— Ну, под подписку о невыезде, Олег Андреевич.
— Под какую подписку ты собрался выпускать женщину, которая хотела взорвать здание управления, взяла в заложники сотрудников и ранила одного из огнестрельного оружия? Если эта дамочка не террористка, то кто она тогда, может, объяснишь? — полковник Судаков злился все больше и сверлил Пилюгина яростным взглядом.
— Несчастная женщина, у которой умер в тюрьме муж… — медленно заговорил майор. — А попал он туда из-за негодяя, чья собака сделала калекой его малолетнего сына — откусила ему кисть руки. Муж хотел отомстить… В общем, эта женщина осталась теперь одна с сыном-калекой. Я с ней разговаривал — она глубоко раскаивается в том, что натворила, и если ее выпустить под подписку, никакой беды не будет.
— Когда это ты с ней поговорить успел? — спросил полковник.
— Сегодня утром.
— Зачем ты с ней разговаривал? Разве тебе поручено вести следствие? — стараясь быть спокойным, продолжал спрашивать полковник.
— А что тут такого? Она меня застрелить хотела, я и хотел узнать: почему, за что? В конце концов, на роль основной жертвы она намечала меня, вот и хотелось выяснить…
— Выяснил? — едко улыбнулся полковник.
— Ну, не совсем… Но для меня ясно — она несчастный человек, у которого может рухнуть вся оставшаяся жизнь. И убить меня она хотела не со зла, а от отчаяния — любила мужа и считала меня виноватым во всех бедах. Это очень порядочный человек, Олег Андреевич, я ведь не салага и в людях разбираюсь…