Тем не менее каждую ночь Иуда просыпался от устрашающих звуков ударов молотка, прибивающего к кресту того, кого он согласился предать. И с тех пор он не знал покоя. Он переезжал с места на место бесчисленное количество раз, но, где бы он ни был, жуткое ощущение, что его узнали, не могли пересилить те отговорки, которые он находил, чтобы оправдывать пристальные взгляды людей.

Однажды утром, семь лет тому назад, когда он жил в Дамаске, какой-то мальчуган был сбит повозкой на улице. Сразу же собралась толпа любопытных, и Иуда подошел посмотреть, не сможет ли он чем-нибудь помочь. В этот момент прямо перед собой он увидел пристально смотревшего на него человека. Ему было лет тридцать. Его длинные волосы, бородка, хрупкое телосложение и прежде всего глаза напомнили ему Учителя.

Неужели это был он? Ходили слухи, что он являлся своим апостолам после смерти, так почему бы ему не появиться перед Иудой?

Он посмотрел по сторонам, стараясь прогнать это видение. Толпа становилась все больше и больше. Когда же, всего через несколько секунд, он решил проверить, смотрит ли на него этот человек, того уже и след простыл. Но стоявшие в том месте несколько человек пристально смотрели на Иуду, словно они тоже узнали его.

Мальчик оказался живым и невредимым.

Каким чудом?

Охваченный паникой, Искариот растолкал толпу и поспешил убраться подальше оттуда.

Вскоре он покинул Сирию, но, где бы он ни останавливался – в Антиохии, Эфесе или в Афинах, – везде находился кто-то, кто начинал пристально на него смотреть: то ли торговка за прилавком, то ли моряк на корабле. Иуда был убежден, что все это были ненавидящие его назаряне. Лишь в сердце империи ему удалось их забыть. Иуда сменил внешность, получил римское гражданство и обосновался в Субурре, будучи уверен, что никто не додумается искать его в этом квартале Рима, пользующемся самой дурной славой. Теперь он стал Ананией, кошмары больше не терзали его, и тут этот чертов мальчишка постучал в его дверь!

– Ну, наконец-то ты здесь! – воскликнул Калигула, лежа на мягком ложе внушительных размеров. – Как же долго мне пришлось тебя ждать!

Развалившись на подушках, он подбрасывал на своих чреслах худенького смазливого юношу. Увидев Иуду, он тут же прекратил соитие и небрежным жестом отпустил своего телохранителя, сопровождавшего Иуду до самых его покоев. Две еще не созревшие девушки, одна брюнетка, другая рыжеволосая, стоя на коленях за его спиной, беспрерывно облизывали его и при этом терлись своими еще не сформировавшимися грудями о его плечи.

– Присоединяйся к нам. Здесь хватит на двоих.

– Не возжелай жены ближнего твоего.

– Где ты здесь увидел жен? Это всего лишь дети, высокородные, едва достигшие половой зрелости. Научиться получать удовольствие от старших – вот наилучший способ поклонения богам.

– Не понимаю, как, сладострастничая, можно поклоняться богу.

– Совокупление является одной из форм молитвы, Иуда, гораздо менее варварской, чем жертвоприношение.

Казалось, девиц и еще одного юношу вовсе не смущало присутствие гостя Калигулы. Они продолжали делать втроем то, что начали еще вчетвером. Их тела были прекрасно видны под прозрачными шелковыми одеяниями.

– Как тебе моя берлога по сравнению с твоей?

Иуда обвел взглядом необычно оформленное помещение, с зеркалами на потолке и расписанными непристойными рисунками ширмами. Эти императорские покои скорее напоминали роскошный публичный дом, поэтому свое мнение он выразил одним простым эпитетом:

– Упадничество.

Хохот юного принца разошелся громким эхом по мраморному дворцу.

– Это иудейский юмор, я полагаю. Я много читал об удивительных особенностях вашего народа и о ваших верованиях. На самом деле Рим во многих отношениях гораздо толерантнее, чем ваше вероучение. А наши боги более… добрые. Ваши десять заповедей – не что иное, как десять запретов. Взять хотя бы первую: «Да не будет у тебя другого Бога кроме меня». Что за странная мысль! Что за велеречивость! В любом уголке империи каждый волен почитать те божества, в которых он верит, или не верить в них вообще. Если бы мы думали, как вы, нам пришлось бы стереть с лица земли ваш Храм.

– Ты заставил меня сюда приехать, чтобы хвастаться добродетелями Рима?

– А почему бы нет? Это может пойти тебе на пользу, а если и не тебе, то, по крайней мере, тому римскому гражданину, личность которого ты узурпировал, не правда ли, «Анания»?

Иуда молчал, опустив голову. Губы Калигулы изогнула насмешливая улыбка. Он явно был рад тому, что апостол находился в полной зависимости от него.

– Но вернемся к главному, – продолжил он. – Говорят, что ваш Иешуа открыл секрет вечной жизни, что он вернулся из царства мертвых? Есть ли в этом хоть немного правды?

– Назаряне в это верят, и по этой причине они больше не боятся смерти. Учитель обещал жизнь вечную тем, кто уверует в него.

– А ты – назарянин?

– И даже один из первых.

Калигула встал с ложа и вытащил из-под матраса кинжал с рукоятью в форме орла. С небрежным видом он направился к Иуде и угрожающе поднес лезвие к его горлу, к тому самому месту, где когда-то в плоть впивалась петля.

– А у тебя коленки не трясутся, – заметил он, чуть вдавливая острие в кожу Иуды, отчего потекла струйка крови. – Дыхание у тебя тоже не участилось. Значит, ты не боишься смерти?

– Я жаждал ее семь лет назад, – ответил Иуда, – когда набрасывал петлю себе на шею. Но Всевышний не дал мне покончить с собой, по всей видимости, у него на меня другие планы.

– Что за планы могут быть у твоего бога на изгнанника, живущего в самом жалком квартале Рима?

– Одному Яхве это ведомо.

– Нет, и мне тоже. Твой бог поставил тебя на моем пути, чтобы ты меня всему научил.

– Очень я в этом сомневаюсь.

– Разве ты не понимаешь, что это означает для его культа? – не унимался Калигула, кладя кинжал на сундук. – Как только я стану императором, у меня появится возможность сделать из учения его жалкой секты мировую религию. Но до этого ты должен меня всему научить. Чтобы стать вашим новым мессией, я должен уметь совершать те же чудеса, что и он.

Иуда вытер кровь, стекавшую по шее, и отвернулся. Как ему вырваться из этой западни?

Калигула схватил его за подбородок и заставил смотреть себе в глаза, требуя ответа на вопрос, не дававший ему покоя:

– Ты видел, как он воскрешал мертвых, да или нет?

Воцарилось неловкое молчание, во время которого Иуда спрашивал себя, не лучше ли ему солгать, чтобы не пришлось терпеть те мучения, которые этот душевнобольной уготовил ему. Но это означало бы отказаться от своего Учителя! И он утвердительно кивнул:

– Я видел своими собственными глазами, как он возвратил к жизни одного молодого человека по имени Лазарь, тело которого пролежало четыре дня в могиле и уже издавало зловоние.