– Послушай, – терпеливо сказал Алекс. – Я адвокат. А завещания – это к нотариусу.

– Мне срочно надо, некогда мне нотариуса искать! – упрямилась я. – Прими, а там уж оформишь как надо.

Шварев вздохнул, встал и сказал:

– Пошли, горе ты мое…

Мы вышли из его кабинета, прошли два шага по кабинету и зашли в соседнюю дверь.

– Клиентку вам привел, Светлана Алексеевна! – сказал он пожилой строгой женщине.

Я вопросительно на него уставилась.

– А чего смотришь? Вот тебе нотариус, пиши свое завещание, – пожал он плечами и вышел из кабинета.

Я тоже вышла из кабинета, минут через двадцать. А за это время я успела распорядиться своей последней волей.

Деньги я поделила честно. Половина – Буймову Денису Евгеньевичу. Вторая половина поделена на три равные части между папенькой, маменькой и Серегой, все же не чужой он мне.

Также Дэну отошло все мое недвижимое имущество, а это трехуровневая квартира в элитном доме со всем, что в ней находится, включая кота.

Итак, если что со мной и случится – есть гарантия, что маменька не сдаст Бакса на живодерню.

Остаток вечера я была задумчива и печальна. Почистила от всякого компромата компьютер, а потом пошла в кабинет.

Я плавила в маленьком тигле золото, смешивала его со своей кровью, капала в него свою нежность к Дэну и боль, выливала в формочку из соломоновой звезды и остужала холодными словами заклятий и горькими слезами. Ибо этому талисману суждено было работать не только оберегом – но и вечной памятью обо мне. На остывшем металле я выгравировала положенные знаки, продела в отверстие цепочку и вышла из кабинета.

Дэн, как обычно, сидел в своем кабинете, изучал бумаги и стучал длинными пальцами по клавиатуре. Когда я подошла сзади, обняла его и повесила талисман – он на миг замер, а потом потянулся ко мне.

– Пообещай мне, что никогда это не снимешь, – шепнула я и чмокнула его в ушко.

– А что это?

Я накрыла золотую звезду ладонью.

– Моя любовь да пребудет с тобой, – шевельнулись мои губы.

Он развернулся на своем кресле, усадил меня на колени и велел:

– Ну-ка, поподробнее с этого места.

Подробней я не хотела. Да и что мне ему сказать? Что у меня куча фактов о том, что я, возможно, скоро умру? Что да, я приму все меры, дабы этого не случилось, но вероятность высока, и потому я надеюсь на лучшее, но готовлюсь к худшему? И что я замешала этот талисман на своей крови и на своей нежности к нему – чтобы он хранил его, если меня не станет?

– Скажи хорошее, – шепнула я, уткнувшись в его плечо.

Он погладил меня по голове и вздохнул:

– Что—то не то с тобой сегодня. Хочешь, куда-нибудь сходим, развеешься?

– Неа, – помотала я головой. – Хочу с тобой, у тебя на коленочках, прижавшись к тебе – сидеть и болтать. Можно?

– Конечно, – он склонился и ласково чмокнул меня в лоб.

«Как покойницу», – прошелестел голос.

Я с ненавистью отмела его в сторону, отшвырнула в какой-то мгновенной вспышке бешенства.

«Это мой вечер, ясно!», – зло рявкнула я, и он уполз, поскуливая и недоумевая.

А мы с Дэном проболтали весь вечер о каких—то пустяках. Смеялись, рассказывали анекдоты, пили мартини и воспитывали Бакса. Сонька нам не мешала, она в своей комнате с кем-то весь вечер проговорила по телефону.

В час ночи я спохватилась – Дэну ведь на работу с утра, и мы отправились в постельку. Но и там мы болтали, болтали и не могли наговориться.

А потом он сказал мне слова, которые запали мне в душу.

– Магдалина, – сказал он. – Ты мне очень родная. Я не могу себе представить, что когда—либо расстанусь с тобой. Это было бы как часть моей души оторвать.

– А с чего это ты о расставании заговорил? – хмыкнула я.

– Не знаю, – его руки покрепче обхватили меня и прижали к себе. – Не знаю. Просто давит что—то на сердце. Предчувствие какое—то.

Я замерла на мгновение, сердце пропустило удар.

Предчувствие?

– Все хорошо, – медленно ответила я. – Все хорошо, любимый. Я ведьма. Я справлюсь с любыми предчувствиями.

– И меня не оставишь?

– Пока жива – нет, – мрачно хмыкнула я.

– Ты – пообещала, – раздельно сказал он.

– Спи, – вздохнула я, натягивая на себя одеяло.

И вскоре я уснула, не ведая еще тогда, что наступит завтра – и я увижу плоды всех предсказаний и предчувствий.

И что завтра я встречусь со смертью.

* * *

Бабуля, моя милая бабуля стояла около моей кровати и ласково гладила меня по волосам рукой, пахнущей ромашками.

– Большая ты у меня уже стала, Магдалина, – приговаривала она.

А я жмурилась, как котенок и ластилась к ней.

– Бабуль, мне без тебя очень плохо, – жаловалась я. – Мать меня совсем не любит, слова доброго от нее не слышу. Я очень, очень по тебе скучаю.

– Не печалься, внученька, – улыбалась она. – Скоро вместе будем. Димка, охламон, весь извелся – тебя ждет.

– Ммм…, – неопределенно промычала я в глубокой задумчивости. Дело в том, что Димка меня скорее всего для начала отлупит за Дэна.

– Не бери в голову, – усмехнулась бабуля, каким-то образом считав мои мысли. – Что в мире живых с тобой было – мертвых никоим образом не касается. Ладно, пошла я. А ты собирайся, готовься. В течение этой недели Господь тебя приберет.

* * *

Я непонимающе таращилась на букет ромашек, что лежали на моей подушке. Потом, взвизгнув, я вскочила и закричала:

– Дэн!!!

Никто не отозвался.

– Дэн! – что было силы завопила я.

На лестнице послышались шаги и на пороге показалась маменька. Она отряхнула руки от муки и недовольно спросила:

– Ты чего разоралась с утра пораньше?

– Где Дэн? – снова закричала я.

– За сигаретами он вышел. Травит себя, хоть бы ты ему сказа…

– Мама, откуда эти ромашки?!! – перебила я ее, изо всех сил стараясь не сорваться на истерику.

– Дэн принес, – пожала плечами мать. – С утра в парке полянку оборвал.

– Он принес мне эти цветы? – медленно, неверяще спросила я.

– Ну да, – кивнула мать.

Я села и заревела.

Почему-то мне было неприятно, что бабушка, которая звала меня умирать, пахла этими ромашками.

– Да что с тобой сегодня такое?!! – раздраженно вскричала мать. – Давай, иди в кухню, я завтрак приготовила. Ты-то у меня косорукая, сроду у плиты не стояла!