— Ладно. Приходи. Только благодарность свою особо не выражай, ладно? Если отблагодарить руки зачешутся, то Коле вон торт воздушно–белый купи к чаю – он страсть как такой торт любит. Да, Коля?

— Да ну… — снова залился краской смущения Коля и опустил лицо в пол, и ладошкой махнул, как трехлетний ребенок, которого похвалили и даже погладили по головке за хорошее поведение. — Пойдемте, я вас провожу…

Всю дорогу до Асиного дома Коля молчал и почтительно шел на шаг сзади. Ася и не пыталась с ним заговорить – у нее на сегодня просто запас сил кончился. Вот так взял и кончился. Разом. Она кое–как открыла своим ключом дверь, под возмущенные Светкины причитания о том, что она чуть с ума тут не сошла, блудную мать ожидаючи, прошла в свою спальню и, не раздеваясь, рухнула на постель. Даже раздеться не было сил. Слава богу, Светка помогла. И раздела, и умыла, и в одеяло закутала…

* * *

11.

Утром, проснувшись, как обычно, от заблажившего во всю ивановскую Светкиного музыкального центра, Ася вскочила на ноги и тут же рухнула около кровати, как куль с мукой. Тело не слушалось. Тело болело каждой мышцей, каждой косточкой, каждым сосудом и нервом, словно кто–то старательно натягивал их всю ночь и выкручивал спиралью. Вчерашнее потрясение таким вот образом давало о себе знать. Ася долго, с осторожностью поднималась на ноги, действуя поэтапно и медленно, как недоделанный робот: сначала надо сесть на коленках, потом подтащить чуть вперед ногу, потом упереться в пол одной рукой, потом второй, потом подтащить другую ногу, потом медленно, очень медленно, маленькими рывками, надо распрямиться…

— Свет, ты еще не опаздываешь? Набери мне воды в ванную, пожалуйста…Я разогнуться не могу… — жалостливо простонала Ася, выйдя на кухню к быстро поедающей свой завтрак дочери. Светка даже перестала жевать от удивления, разглядывая мать — руки и ноги у нее тряслись мелкой дрожью, вокруг глаз залегли темно–коричневые страшные круги, под подбородком запеклась–размазалась кровью какая–то глубокая царапина…

— Мам, да что этой с тобой, господи? Случилось что? Может, врача вызвать?

— Нет, Светка, врача не надо. Само пройдет. Заживет, как на кошке…

Произнеся последние слова, Ася даже попыталась улыбнуться, вспомнив про вчерашнего своего спасителя, но вместо этого только тихо ойкнула – любое мышечное движение, самое даже незначительное, несло в себе жуткую боль, и разумнее, наверное, было не шевелиться совсем, не то что остерегаться резких движений.

— Сейчас, мамочка, сейчас… Тебе и правда надо в теплой водичке полежать! – бросилась в ванную Светка. – Сейчас я тебе хорошую водичку сделаю, с пенкой, с травками, с маслом…

После трехчасового лежания в «хорошей водичке» Асе и правда полегчало. Уже в ней лежа и пытаясь расслабиться, Ася позвонила на работу и предупредила, что сегодня прийти не сможет по причине свалившей ее с ног простуды – не рассказывать же всем настоящей правды о вчерашнем с ней происшествии. Она, похоже, вообще никогда и никому не сумеет об этом рассказать… Ей противно было даже думать об этом, противно было даже на секунду представить, что с ней могло произойти, если б не ее случайный спаситель. Она бы, наверное, и жить больше не смогла… Хотя чего это она про жизнь - вряд ли ее вообще живой бы оставил тот вчерашний черный маньяк… Да не то что рассказывать, ей и думать–то обо все этом не хотелось. Хотелось только лежать и лежать в теплой ванне, и остаться бы в ней навсегда, навеки, до конца свой жизни…

Светка на первые уроки в школу тоже не пошла, как Ася на этом ни настаивала. Бегала, как угорелая, между кухней и ванной, приносила матери то зеленый чай, то настойку «от нервов», то кофе, то бутерброд, то воды горячей подливала. Так что через три часа Ася, благополучно добравшись до постели, снова уснула, как убитая, и проспала почти до самого вечера. А проснувшись, решила, что сейчас встанет и пойдет навестить своего спасителя, и ругнула даже себя досадно – вот же эгоистка какая. Может, ему там помощь нужна, а она валяется тут целый день. Нервное потрясение у нее, видите ли. А у него там что, не потрясение, что ли?

На этот раз встать с постели ей удалось намного легче. И даже удалось умыться–причесаться самостоятельно, и одеться, и выйти из дома. Зайдя по дороге в супермаркет, Ася купила бутылку хорошего коньяку и долго еще выбирала торт для Коли – Кот сказал, он воздушно–белый любит. Это какой же, интересно? Сама Ася в тортах не разбиралась совсем - предпочитала им соленые огурцы с селедкой. И потому, махнув рукой, купила самый дорогой и самый на вид красивый. Может, не воздушный, но зато совершенно белый, красиво украшенный горками из нежно–вьющегося по верхнему основанию крема.

Дверь ей открыл Коля. Засмущался, как давеча, до красноты, разулыбался приветливо и искренне, совсем по–детски. А когда Ася вручила ему коробку с тортом, так радостно округлил вдруг глаза, что Асе стало отчего–то не по себе. Странный он какой все–таки…

Кот встретил ее тоже довольно приветливо. Не со смущением и радостью, как Коля, но тоже очень своеобразно. Лежал он на диване поверх одеяла, положив аккуратно забинтованную голову на высокую подушку. Усы его радостно топорщились вверх, а глаза блестели ярким зеленым светом. Настоящим таким, и впрямь будто кошачьим. Оторвавшись от подушки, он важно покивал Асе, ее приветствуя, забинтованной головой, как тот песенный красный командир, у которого она, голова то есть, вся «обвязана, и кровь на рукаве»… Потом озадаченно уставился на протянутую ему коробку с коньяком.

— Ты чего, Анастасия? Бутылку–то зачем приперла? Мы же с Колей не пьем. Если только немного, вместо лекарства принять…

— Ну так а для чего еще? – развела руками в ответ Ася. – Только лекарства и ради! Чтобы стресс снять. Я вот утром и встать, например, не смогла, свалилась у кровати, как куль с мукой. И на работу не ходила даже.

— И я не ходил… Пришлось звонить, отменять занятия…

— А ты где работаешь, Кот?

— А зачем тебе об этом знать, Анастасия? Ты уж не приударить ли за мной собралась случаем, а? Из чувства благодарности к герою–спасителю? Учти, я женатый. И в жену свою с юности влюбленный. Только дура она у меня. Пришлось вот сбежать временно, чтоб поумнела немного.

— Думаешь, поумнеет?

— Конечно. Она ж меня тоже любит. Я знаю. Так что учти, не свободный я…

— Хорошо, Кот, я учту. И приударять не буду. А все–таки интересно, в каких таких местах нынче мужики–герои водятся? Где работаешь–то? Коля вчера сказал, ты вроде как учитель…В школе, что ли?

— Ага. Только не в школе, а в интернате. Для умственно отсталых детей. Для олигофренов, имбецилов да дебилов, то бишь.

— А Коля…Он…

— Да. Правильно мыслишь, Анастасия. Коля тоже олигофрен. Мой бывший ученик. Только он олигофрен уже не простой, а к жизни старательно адаптированный. Грузчиком в магазине работает. Не пьет, не курит. С начальством не спорит. Всех подряд любит. Любое задание выполняет охотно и с радостью. Мечта, а не грузчик. Они там им не нахвалятся…