Именно так, наверное, и должна выглядеть репрезентативная обитель христианских традиций и веры. Мельк считается в строгом бенедиктинском мире образцом: реформа внутреннего распорядка, произведенная в начале XV века аббатом Николаусом Зейрингером, послужила примером для католического мира, перенимать передовой опыт сюда приезжала братия из разных уголков Европы. Теперь аббатство так плотно набито реликвиями и ценными предметами культа (первый из них – инкрустированный драгоценными камнями золотой Мелькский крест, от которого идет и монастырский девиз: Absit gloriari nisi in cruce – “Только в кресте слава”), что сама дискуссия о бедности Христа представляется в этих почтенных стенах неуместной. Монастырская школа Мелька ведет преподавание законов Божьих уже восемь с лишним веков, в последние десятилетия делая акцент еще и на углубленном изучении древнегреческого и новофранцузского языков. Библиотеку аббатства, книжка к книжке, начали собирать задолго до рождения Иоганна Гутенберга, причем это уже не первая мелькская библиотека, потому что самая первая была уничтожена пожаром 1297 года, за четверть века до того, как Эко безжалостно спалил книгохранилище своего монастыря. Однако “Песнь о Нибелунгах” не сгорела – одну из аутентичных рукописей поэмы обнаружили в библиотеке Мелька относительно недавно.

С западной террасы аббатства открывается ожидаемо благостный вид на тяжело катящуюся прочь реку, на заросли деревьев (наверняка абрикосовых), на небо и на вечность. Мельк, конечно, сильно попорчен туризмом, но каким же еще, скажите, быть почтенному монастырю XXI века, если даже проповеди предстоятеля Римско-католической церкви иногда смахивают на рок-концерт? В соборе Святых Апостолов Петруса и Паулюса покоятся останки кое-кого из Бабенбергов, но главное здесь – мощи мученика Коломана, покровителя путешественников и заступника повешенных. Коломан был странствующим ирландским монахом, сыном короля, и погиб в 1012 году по дороге в Святую землю: в Австрии его по ошибке приняли за злодея и вздернули на сухой бузине рядом с двумя разбойниками. Тело праведника чудесным образом не разлагалось, за что канонизированного в 1244 году Коломана теперь ревностно почитают во всех девяти федеральных землях Австрии. У гробницы святого висельника я увидел экскурсионную группу аутистов в сопровождении социального работника, гид в черной сутане терпеливо рассказывал гостям нечто божественно-историческое. Вечером я столкнулся с этой компанией в пиццерии: никто из них не мог вспомнить, кто именно заказывал принесенную официантом “маргериту”. Официант сказал: “Очень вкусно, кто хочет?” – и все до одного радостно подняли руки. Хозяин заведения наблюдал из-за стойки, потом отправился на кухню – и вскоре в зал вынесли по “маргерите” на каждого. Социальный работник благодарно кивнул. Скажите, чем они оба отличаются от священников?

Самый монументальный из всех известных мне дунайских художественных циклов выполнен в 1820–1826 годах молодым в ту пору австрийским пейзажистом Якобом Альтом и уже почтенным мастером немецкой плоской печати Адольфом Фридрихом Кунике. Совместными усилиями Alt und Kunike произвели обширнейшую серию литографий “264 вида Дуная по течению реки от истоков до Черного моря”. Перечислю без всякой системности названия некоторых листов: “Вид Белграда со стороны Земуна”, “Вид на Нусдорф”, “Регенсбург. Вид с северо-запада на Каменный мост”, “Порт Сулины”. Ну и к чему было, скажите, примерно в то же время изобретать фотографию, если мой старший товарищ по увлечению Дунаем Якоб Альт уже произнес столь внятное художественное высказывание, сохранив для будущих поколений образы великой реки? Настоящий профессионал дунайского кадра, снайпер живописи с зорким глазом и верной рукой: явился – набросал эскиз – сложил станок – снова в путь.

Якоб Альт. Вид на Нусдорф. Галерея Альберина, 1820 год.

Кисти и грифелю Альта принадлежат еще несколько пейзажных серий, в их числе “Путешествия по живописному Дунаю от Энгельхартсцелля до Вены”. Во время долгих творческих командировок он и гербарий собрал, я видел эти засушенные травки и цветочки в Земельном музее Нижней Австрии. Художник с музыкальной фамилией объездил владения Габсбургов вдоль и поперек, от силезского городка Яблунков до главного порта империи Триеста, от далматинского Спалато (Сплит) до венгерского Рааба (Дьор). В 1835 году Людвиг Бехштейн, знатный немецкий фольклорист и собиратель сказок, осуществил свой осмотр Дуная, а пятилетием позже выпустил в качестве отчета двухтомник “Путешествия по Дунаю и его прекрасные виды”. Под “прекрасными видами” он имел в виду сотню гравюр Якоба Альта – включенных в книги в качестве иллюстраций. Репродукции рисунков Альта – гербарий прекрасного мертвого мира – теперь продаются в интернет-магазинах по цене пятнадцать евро за штуку. Самое примечательное в его творчестве – завершенность стиля. Рисунки Альта объединены ощущением единства разных территорий – ощущением, известным родившимся во владениях совсем другой империи по строке из песни: “Человек проходит как хозяин”. Немецкая Австрия – нервный центр, сердце и мозг нарисованной Якобом Альтом страны, а Дунай – ее флейта-позвоночник.

Якоб Альт. Вид на Вену. Музей Вены, 1848 год.

Если все 264 листа с видами Дуная плюс цикл “от Энгельхартсцелля до Вены” да еще плюс многое другое, созданное Альтом за без малого шесть десятилетий карьеры художника, бросить на одну чашу творческих весов, то на другой чаше их наверняка уравновесит куда более скромный по объемам музыкальный цикл Иоганна Штрауса-сына. Штраус II посвятил речной теме лишь несколько небольших произведений, но для Истории этого оказалось достаточно. Вальс “На прекрасном голубом Дунае” [17] стал самой тиражной в истории штукой популярной классики. Глобальная слава подняла Opus 314 не только на высоты мировой культуры, но и на вершины эстрадной пошлости: британский комик Пол Олдфилд, известный под псевдонимом Мистер Метан, исполняет штраусовский вальс методом метеоризма, испуская кишечные газы.