проводов концы.

На этот раз в последнюю атаку

Из темных окон прыгают бойцы.

БРАНДЕНБУРГСКИЕ ВОРОТА

Не гремит колесница войны.

Что же вы не ушли от погони,

Наверху бранденбургской стены

Боевые немецкие кони?

Вот и арка. Проходим под ней.

Суд свершив справедливый

и строгий.

У надменных державных коней

Перебиты железные ноги.

ЭПИЛОГ

Курганы щебня, горы кирпича.

Архивов важных — драная бумага.

Горит пятно простого кумача

Над обнаженным куполом рейхстага.

Весь город будто кратера нутро.

Мы в нем пока, как посреди арены.

Лишь именами грозными хитро

Испещрены задымленные стены.

А первый, озаренный флагом тем.

Сумел остаться неизвестным свету,

Как мужество, что мы явили

всем,—

Ему еще названья тоже нету.

ГЕОРГИИ СУВОРОВ[8]

Еще утрами черный дым клубится

Над развороченным твоим жильем.

И падает обугленная птица.

Настигнутая бешеным огнем.

Еще ночами белыми нам снятся,

Как вестники потерянной любви,

Живые горы голубых акаций

И в них восторженные соловьи.

Еще война. Но мы упрямо верим.

Что будет день — мы выпьем боль

до дна.

Широкий мир нам вновь раскроет

двери,

С рассветом новым встанет тишина.

Последний враг. Последний меткий

выстрел.

И первый проблеск утра,

как стекло.

Мой милый друг, а все-таки как

быстро,

Как быстро наше время протекло!

В воспоминаньях мы тужить

не будем,

Зачем туманить грустью ясность

дней.

Свой добрый век мы прожили как

люди —

И для людей…

АЛЕКСЕЙ СУРКОВ

Подошла война к Подмосковью.

Ночь в накале зарев долга.

Будто русской жертвенной кровью

До земли намокли снега.

По дорогам гремят тачанки.

Эскадроны проходят вскачь.

Приготовились к бою танки

Возле стен подмосковных дач.

Стук подков на морозе четче.

В пар укутан блиндажный лаз.

У околицы пулеметчик

С темной рощи не сводит глаз.

Будто руки окаменели.

Будто вкопан он в грунт, во рву…

Этот парень в серой шинели

Не пропустит врага в Москву…

* * *

Курганами славы покрыта родная

равнина.

И Днепр, и Морана, и Висла.

и Вол га-река.

Ты лжешь, чужеземец,

что медленна кровь славянина.

Что в грозные годы душа славянина

кротка.

От нас убегали монгольские орды

Мамая.

Солдат Бонапарта мы в наших

снегах погребли.

На полчища Гитлера кованый меч

поднимая.

Мы грудью прикрыли просторы

славянской земли.

От Волги и Дона до Савы. Моравы

и Дравы

Коврами цветов мы над пеплом

покроем луга.

Могилы славян вознесутся

курганами славы.

И пахаря плуг разровняет могилы

врага.

* * *

Софье Крене

Бьется в тесной печурке огонь.

На поленьях смола, как слеза,

И поет мне в землянке гармонь

Про улыбку твою и глаза.

Про тебя мне шептали кусты

В белоснежных полях под Москвой.

Я хочу, чтобы слышала ты.

Как тоскует мой голос живой.

Ты сейчас далеко-далеко.

Между нами снега и снега.

До тебя мне дойти нелегко,

А до смерти — четыре шага.

Пой, гармоника, вьюге назло.

Заплутавшее счастье зови.

Мне в холодной землянке тепло

От моей негасимой любви.

ФЕДОР СУХОВ

В бою под Орлом, под Варшавой,

В жестоком огне батарей

Я чувствовал слева и справа

Поддержку окопных друзей.

И видел, как кто-то смелее

И старше намного меня,

Себя самого не жалея.

Шел прямо под ливень огня.

Тогда я узнал, что такое

Священный, почетнейший долг.

— За мною! — взмахнувши рукою.

Скомандовал громко парторг.

И как бы там смерть ни косила,

И что б ни грозило вдали.

Земная партийная сила

Меня поднимала с земли.

На трудном пути каменистом

Смотрел я вперед, а не вниз,—

И стал потому коммунистом.

Что вел меня в бой коммунист.