виду сжечь города и опустошить страну, но каждый такой короткий удар не преследовал цели осаждать укрепленные крепости. Это заставило правительство Елены Глинской озаботиться укреплением восточной границы Московского государства: в 1536–1537 годах были построены новые крепости Буй и Балахна, а также города на крымской границе.

Крымское правительство хана Сагиб-Гирея официально заявило о своем союзе с Казанью. Хан писал Ивану VI: «Я готов жить с тобою в любви, если ты… примиришься с моею Казанью и не будешь требовать дани с ее народа; но если дерзнешь воевать, то не хотим видеть ни послов, ни гонцов твоих: мы неприятели; вступим в землю русскую, и все будет в ней прахом»[137]. В ответ на заявления хана Сагиб-Гирея о том, что он берет Казань под свое покровительство, русское правительство тотчас же повысило тон. Оно впервые стало ссылаться на свои права на Казань. «Ты называешь Казань своею, — писало русское правительство хану Сагиб-Гирею, — но загляни в старые летописи: не тому ли всегда принадлежит царство, кто завоевал его? Можно отдать оное другому, но сей будет уже подданным первого, как верховного владыки. Говоря о твоих мнимых правах, молчишь о существенных правах России. Казань — наша, ибо дед мой покорил ее; а вы — только обманом и коварством присвоили себе временное господство над нею. Да будет все по-старому, и мы останемся в братстве с тобою, забывая вины Сафа-Гиреевы»[138]. Так впервые московское правительство пытается обосновать свои «права» на Казань завоеванием 1487 года и объявить Казанское ханство навсегда подчиненным России. Как далека эта идеология от тех действительных намерений, которыми руководилось правительство Ивана III в 1487 году! Тогда русские были очень довольны признанием равенства между ханом и великим князем, теперь их аппетит заметно возрос. В этой новой идеологии ясно виден тот характер, который проявляла московская дипломатия в XVI веке: «Московские дипломаты… любили брать на себя роль критиков по отношению к иностранным державам, забивать приезжающих в Москву послов текстами договоров и ссылками на исторические хроники, наконец, принимать иронический тон и ловить противника на противоречиях»[139]. Все это уже имеется налицо в этой исторической справке, сделанной в назидательно-ироническом тоне. В это время московские дипломаты уже усвоили тот девиз, который нашел себе впоследствии выражение в словах Висковатого: «Московские государи не привыкли уступать кому бы то ни было покоренные ими земли; они готовы на союз, но только не для того, чтобы жертвовать своими приобретениями».

Однако громкое выступление русской дипломатии оказалось на первых порах только шумом: московское правительство хотя и потребовало, чтобы хан Сафа признал над собой русский протекторат, но тем не менее согласилось на мирные переговоры, предложенные крымским правительством. Война между Москвой и Казанью, готовая вспыхнуть, не началась, так как крымскому правительству удалось энергичным давлением уладить конфликт, и русские прекратили свои приготовления, опасаясь разрыва с Крымом.

Второе царствование хана Сафа-Гирея было весьма неспокойным. В самом составе казанского правительства коренились причины конфликта: сюда входили представители таких различных направлений, как хан Сафа и князь Булат, один из виновников его низложения в 1531 году. Естественно, что хан старался опереться на верную группу преданных ему единомышленников и окружил себя крымскими выходцами. Князь Булат и другие члены правительства, стоявшие у власти еще при Джан-Али, были недовольны крымским засильем, которое казалось им ничем не лучше русского протектората. Весной 1541 года оформилась оппозиция хану Сафе, во главе с князем Булатом. Оппозиция приняла курс русофильской ориентации и возобновила тайные переговоры с русским правительством о низложении хана Сафы.

В мае месяце оппозиция отправила в Москву делегатов с Чабыки во главе. Протест против режима хана Сафа-Гирея выразился в следующих речах делегатов: «Ныне казанским людям вельми тяжко, у многих князей ясаки поотымал да крымцам подавал, а земским людям великая продажа, копит казну да в Крым отсылает»[140]. Русское правительство стало готовиться к войне и организовало штаб армии во Владимире, откуда воеводы должны были секретно сноситься с казанцами. В ответ на эти приготовления последовало объявление Крымом войны против России. Русское правительство не прекратило приготовлений и продолжало стягивать войска ко Владимиру. Однако война казанцев с русскими все же не состоялась, и дело ограничилось военными действиями крымцев против Москвы. Поход русских против Казани был предотвращен падением правительства князя И. Бельского в январе 1542 года. Новое правительство князей Шуйских отличалось слабостью в иностранной политике, и военные приготовления были прекращены.

Положение хана Сафа-Гирея тотчас упрочилось и окрепло. Оппозиция ослабела, и последовало соглашение между обоими течениями казанской политики. В марте 1542 года вожди оппозиции, продолжавшие тайные сношения с Москвой, уже выступили в пользу сближения русских с правительством хана Сафа-Гирея.

Новый конфликт обнаружился в 1545 году. На этот раз выступление оппозиции вызвало со стороны русских военный поход против Казани. Русское правительство повторило тот стратегический план, который так неудачно был применен в 1469 году: один отряд был двинут из Нижнего Новгорода, два других из Вятки и Чердыни. Предполагалось, что русское войско появится пред Казанью как раз в тот момент, когда там все будет готово к перевороту, и власть легко перейдет в руки князя Булата. Однако в действительности оказалось, что заговор еще не созрел и переворот не совершился. Поход оказался совершено безрезультатным; летописец ограничился бессодержательной фразой: «Людей казанских многих побили и кабаки царевы пожгли»[141]. На обратном пути русский отряд заходил в устье Свияги и разгромил здесь имение князя Муртазы Тевекелева, причем самого князя и сына русские увели с собой в плен, а жену князя и остальных детей убили. Пермский отряд запоздал к соединению с русскими войсками и был уничтожен казанцами[142].

Во время русского похода 1545 года правительство сразу увидело враждебное себе настроение: «Оттоле нача рознь быти в Казани»[143]. Правительство не без основания обвинило оппозицию в измене: «Царь почал на князей неверку в измене: вы-де и приводили воевод великого князя». Начались репрессии, казни. В этот момент сошли с политической сцены и царевна Ковгоршад, и князь Булат. Их место в качестве вождей оппозиции теперь заступили сеид Беюрган, князь Кадыш (брат князя Отуча) и талантливый деятель Чура Нарыков. Репрессии вызвали сильную эмиграцию: «И они поехали многие из Казани к великому князю, а иные по иным землям»[144].

Политический кружок, группировавшийся вокруг царевны Ковгоршад и князя Булата, представляет собой интереснейшее явление в жизни Казанского ханства, к сожалению недоступное для надлежащего изучения по недостатку источников. Этот кружок имел в себе достаточно авторитета и силы,