litbaza книги онлайнСовременная прозаОфирский скворец - Борис Евсеев

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 24 25 26 27 28 29 30 31 32 ... 64
Перейти на страницу:

У околицы, выстроившись в ряд, стояли коровы. На бурых шеях медленно болтались серебряные колокольцы. Некоторые из коров, примостясь бочком, ерзали в громадных, надетых на пни кавалерийских седлах.

В самом селе по магазинам ходили лошади. Бережно и высоко поднимали они копыта, опускали их бесшумно и без всякого стука.

Слоны передвигали хоботами фарфоровую посуду в раскрытых настежь просторных лавках. Посуда не гремела, не билась.

Пятиногие собаки восседали на широких, изукрашенных резьбой французских стульях. Стулья при этом оставались сухими, чистыми.

Кошки качались в гамаках. Хвосты их сквозь ячейки свисали вниз, как у обезьян. Из ворот крестьянского рая то и дело выезжали джипы, перевитые колосьями. Крестьянки издалека кланялись кошкам.

Громадные, выше человеческого роста головы сахарной свеклы истекали тягучим соком. Краснобокие абрикосы мясисто шлепались на землю, катились к ногам легко одетых людей, вставших позади зверья.

Чуть левей, в небольшой ложбинке, горел костер из денег: гривны, евро, рубли, доллары, перуанские песо и латышские латы – нежно-весело вздымало их пламя, обкручивал чуть горчащий дым.

Невдалеке от костра люди с бородами гладили и сжимали узловатыми, крестьянскими, но при этом добела отмытыми пальцами живой пузырчатый воздух. Что воздух жив, было ясно благодаря летевшим из-под пальцев смешкам и звоночкам: то ли женским, то ли детским.

А вот домашних животных – всех этих тупо-печальных кур, индюков и баранов, предназначенных для еды, – нигде видно не было.

Вообще люди и звери в этой обители блаженных были связаны как-то необычно: не любовь к поеданию и не ожидание быть употребленными в пищу их соединяло – ожидание чего-то нового, небывалого.

– Балаган идиллий какой-то. Киносъемки, Володь?

– Не киносъемки и не балаган, Кирюк! Скорей всего, осуществление наших тайных желаний и чаяний. Связь меж биообъектами и явлениями, лишенная принудиловки и привычной кормежной цепочки, тут наблюдается. Ты это… Замри, дивись!

– Ага. Сейчас.

Подошел лесной слон. Он оказался невелик. Нежно обхватив Кириллу за талию, слон приподнял, а потом поставил ее на место. Почесав хоботом Володину спину, отошел в сторону.

Тут же выскочил прятавшийся за горбочком некто лысо-чернявый. Волосы на голове у него росли пучками: черный пучок – прогалина, еще один пучок – прогалина снова.

– Икченьдж, икченьдж, – не заговорил, прямо-таки запел обернутый в цветное рядно лысо-чернявый, – все, что у вас есть, меняю на камешки!

– Нечего нам менять. Не видишь? Пустые мы…

Чем-то с утра раздраженная Кирилла развернулась, чтобы балаган идиллий навсегда покинуть. Не тут-то было! Упав на четвереньки, лысо-чернявый обежал, вскидывая ногу, как собака, вокруг нее, запричитал сильней:

– Есть-есть-есть! Я, африкантроп, я хорошую цену дам!

– Вам-то самому что необходимо?

– Мисли-мисли-мисли! Все худшее, все гаденькое, что в мозгу у вас хранится – мне! И побыстрей, пока вас тут до нитки не обобрали.

– Как же я тебе мысли отдам, чудак-человек? – Володя развел руками.

– С частичками! С частичками рвоты! Вот и рвотный корень. Вы за кустик, дорогой мой, сходите. Наложите там кучу покруче, а потом, глядя на нее, слегка поблюйте. Я рвоту вашу бесценную соберу и, протестировав, на современных носителях информации представлю. А за это, вот вам! – Африкантроп скинул ботинок, встряхнул его. Из ботинка выкатился громадный, тускло сверкнувший желтоватый камень в оправе.

Кирилла ахнула и, как показалось Володе, даже стала осторожно подносить два пальца ко рту. Вдруг из молодой лесопосадки выскочил босой мужик в розовом спортивном костюме и в широком черном цилиндре, какие носили в девятнадцатом веке московские степенные трубочисты.

– Вон оно, где он, наш юдольник! Вот он, африкантроп бесовский!

– А где я? Нет меня, нет!

Лысый юдольник все так же на четвереньках сиганул в подрост.

– Кулон бы оставил! – крикнула ему вслед Кирилла. – Я тебе за него такие помыслы отворю – хоть стой, хоть падай!

– Фу… Кирибеич, – забоялся открытия тайных помыслов Володя.

– А ничего, ничего. Дурных помыслов стыдиться – ни в жисть от них не отворотиться. Ты люби, детуня, свои помыслы гаденькими, люби их тошными! Глядь – посветлеют, глядь – меняться станут.

– Что ж получается? Если я хочу этого лысо-чернявого, эту цыганскую морду изничтожить, я должна такой помысел любить?

– Про цыганскую морду – это зря. Цыгане – мастевые люди. И помысел твой другим был. Вот зверя позову – враз на скрытый помысел укажет!

– Не надо звать. Лучше объясни, почему ты босой, а в цилиндре? И говоришь странно. Вы что здесь – духоборы? Или как это… молокане? Так наш Володя – не Лев Толстой. Денег у него в загашнике – ого-го. И отдавать он их никому не собирается.

– Не духоборы мы, детуня. Служители обмена. Только обмен у нас не такой, как у этого змееныша черно-лысого. Обмен – кристально чистый! Ты нам дурной помысел, мы тебе – неистрепанную мыслишку о вечном.

– Ну так вот тебе мой помысел, получи! Я вчера хотела забить на все…

– Опять врешь, детуня.

– У тебя детектор лжи, что ли, в кармане? Может, покажешь на досуге? – перешла на полушепот Кирилла.

– Брось, Кирюль…

– Я, Володя, помыслы дурные из себя выдергиваю, мысль неистрепанную взамен получить желаю. Не мешай мне!

– Будешь ерничать – вообще ни черта не получишь. Сейчас главное, детуня, тебе от злой иронии отказаться.

– Чем же я тогда жить буду, босопляс ты бабахнутый! У нас на театре, если не ерничать, не перемывать кости, не паскудить, – дня просуществовать невозможно! И в Москве великой, в Москве златоглавой многие думают: без ерничанья – и жить незачем. Вот я дрянную мысль тебе сообщу, пустой помысел отдам – тогда с чем останусь? Чем на рынке бытия – как вопит наша элита – расчет вести буду? Одной голой правдой с миром не расквитаться! А за неуплату – порвут!

– С прозрачной пустотой, с шумом берез в голове останешься.

– А ты, значит, учитель. Ты, значит, учить меня будешь…

– Духолюб я и духоделатель. Не переиначиваю дух – доделываю его. В общем: не духоборы мы, не плотники! Но сожалений горьких нет. Мы, детуня, духомонтажники! По-киношному, монтажеры духовных кадров. Ненужные куски пленки изымаем, нужные в мозги ваши вклеиваем.

– Так здесь все-таки киношку снимают! Как в 90-е? Кооперативную?

– Ну считай, что киношку, считай, что кооперативную. Режиссер у нас – ого-го! Дает сыграть на фоне вечной тени! – Розовый угольщик засмеялся.

– Что за режиссер? Кто вы вообще такие? Кому территориально принадлежите: России, Украине? – насторожился Володя.

1 ... 24 25 26 27 28 29 30 31 32 ... 64
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?