— Ты забыл, Карпов, калитка была открыта. Корольков тоже без проблем вошел на территорию дома.

— Даже если так. Откуда я об этом мог знать?

— Давай представим себе такую ситуацию. Ты пошел вслед за ней, оказалось, что калитка открыта, поэтому войти на территорию двора не составило для тебя проблем, решил поговорить, выяснить отношения, и тут в самый неподходящий момент появляется муж. Вы с ним поссорились, или не знаю, что там могло произойти. Ну и кочерга попалась под руку...

— Да, так уже лучше, — согласился я, — только вот, Дима... Надеюсь у тебя есть какие-то улики? Кровь на моей одежде, отпечатки пальчиков в доме?

— Ты мог быть в перчатках, или потом все протереть хорошенько.

— Мог, — утвердительно кивнул я головой. — Но пока нет конкретных улик, все это пустые домыслы, Дима. С каких это пор следственный комитет оперирует пустыми домыслами? Кроме того, патологоанатом... Зачем мне его смерть? Думаешь я смог бы убить человека только из-за того, что его отчет показался мне слишком мутным и обтекаемым? А главное, ты в самом деле считаешь меня говнюком, который в состоянии подставить любимую женщину? А если говнюк, то зачем потом проводить следственный эксперимент, выгораживая ее и бросая тень на себя? Где логика, Лапугин?

— Еще не доказано, что эти две смерти как-то связаны друг с другом. Ну а Кристину ты мог подставить, чтобы запутать следствие.

Двинуть бы ему в челюсть за эти размышления.

— Может, смерти и не связаны, хотя лично мне в это верится с трудом. А поэтому возникает вопрос, кто мог повлиять на обтекаемость формулировок в отчете? Ты не задумывался над этим? Или тебя интересовали только наши прошлые отношения с Кристиной? Лапугин, признай, что поторопился и свалял большого дурака.

Коллега ничего не ответил, однако было видно, что настроение я ему своим напором подпортил основательно.

— Не понимаю, Дим, ты что, не мог со мной поговорить, прежде чем устраивать всю эту клоунаду с задержанием?!

— А чего ты молчал все это время, Вовчик?! — завелся напарник. — Почему мне ничего не рассказал о вашей большой любви с подозреваемой и что был возле ее дома тем вечером?! Согласись, тоже не по-дружески с твоей стороны, да и выглядит более чем подозрительно.

— Боялся я, Дима! Сам посуди, кто б мне позволил вести это дело, если бы стало известно, что я по ней пять лет сохну?!

Кажется, Лапугин мне поверил. Во всяком случае, загрустил, задумался. Но кулаки у меня все равно чесались настучать ему по роже. Ведь "благодаря" этому умнику, я сейчас здесь, перед ним, а моя девочка непонятно где… Кроме того, он украл у нас целый выходной, на который у меня были особенные планы. Я хотел прожить его счастливо, с любимой женщиной, а не в серых тюремных стенах.

Мелодия мобильного телефона резанула по нервам. Начал шарить по карманам. Но звонил Димкин мобильный. Конечно, мой-то отобрали в следственном изоляторе.

— Да.

Судя по вмиг нахмурившимся Лапугинским бровям, говорили весьма неприятные вещи. Быстрый взгляд в мою сторону. Боже, Кристинка…

— Что случилось?! — не выдержал, заревел я.

— Твой деревенский дом сгорел. Полностью! Огонь начал распространяться сразу с нескольких сторон, пожарные, вроде бы, быстро приехали, но тушить было уже нечего. На самовозгорание мало похоже. Сейчас там работает следственная группа.

Быстрые ребята, оперативно вычислили и действуют решительно. Хотя неудивительно, люди ведь серьезные.

— Надо найти Кристину!! — заорал я, чувствуя, как липкий страх заползает противными холодными щупальцами в тело.

Кругом темные серые стены, а на окнах железные металлические решетки. Мне необходимо выбраться из этого уныния, нужно к свету, отыскать того, кто поможет разукрасить яркими красками мою замороженную жизнь. Побежала по безликому серому коридору. Впереди металлическая дверь, такая же невзрачная, как и стены вокруг. Со всей силы дернула за ручку.

— Здравствуй, Крысеныш, пришла меня проведать?

Почему-то, открыв эту дверь, я очутилась в своем загородном доме. Здесь много красок — дорогих, красивых, много интересных дизайнерских мазков и находок. Все это, наверное, должно мне нравиться, ведь я сама выбирала. Но краски эти неживые, холодные и грязные. А на окнах тоже решетки, да такие, что дышать вмиг стало еще тяжелее. Это клетка! Дорогая, эксклюзивная клетка, с протыкающими душу болью прутьями. Бежать...

— Куда же ты, Крысеныш? — преградил путь к отступлению мой «заботливый» муж. — Я так скучал без своей прекрасной девочки...

— Нет!! Уйдите!! — истошно закричала я, пытаясь оттолкнуть руки Роберта Евгеньевича. — Вы умерли, умерли, я вас убила!!

Мужские пальцы схватили за плечи, притянули ближе к себе.

— Уйди, умри, сдохни!! — совсем неуважительно завопила я.

А в тело, перекрывая дыхание, внедрилась боль — "любящий" муж со всей силы ударил меня под ребра. Упала, ползком попыталась убежать из болезненной роскоши этого дома. Пусть уж лучше серый унылый коридор. На моем пути появились мужские ноги, обутые в остроносые начищенные до блеска туфли. Пальцы, лихорадочно скользящие по полу, наткнулись на приятный холод металла кочерги от камина.

— Ударь его, Кристи, ударь. Со всей дури, как можно сильнее! — зазвучал в ушах дающий силы голос.

Подскочила с пола, кочерга рассекла воздух, еще и еще раз, превращая холеное мужское лицо в кровавую смеющуюся маску.

— Я бессмертный, всемогущий Роберт...

— Вы труп, труп, вас нет!! О всемогуществе можете забыть. Вы мыльный пузырь моего воображения!

Оттолкнула этого смеющегося кровавого монстра и опять выбежала в серый коридор. Ноги пошатывались, тело после встречи с адом прошлого мелко подрагивало, но я упрямо продолжала бежать. Подальше от этого ужасного эксклюзивного дорогого жилища! Свет, прошу, дайте мне света, дайте мне радости и любви! Я должна найти все это! Иначе мой бег будет бессмысленным самоистязанием. А стены коридора, кажется, начали сжиматься вокруг меня, угрожая прихлопнуть, словно зазевавшуюся муху. Теперь уже не бегу, нет, протискиваюсь через серые стены, на которых еще и острые выступы, раздирающие кожу в кровь. Впереди дверь, из последних сил открыла ее.

Нашла, отыскала свой маленький кусочек рая, где ждут меня, тепло и радость! Я очутилась в том деревенском доме, куда после освобождения из следственного изолятора привез меня Володя. Вот она, греющая душу простота, без всяких вычурных дизайнерских изысков. Старенький, видавший виды диван разложен, и на нем, чтобы отогреть меня, продрогшую от холода, в беспорядке валялась целая куча одеял. Только вот моего любимого нет...

— Володя-а-а! Володя-а!!

Серая дверь, в которую я вошла, вдруг с треском захлопнулась, за ее решетчатым окном стоял Карпов… Но с другой стороны.