все те баснословно дорогие, почти королевские драгоценности на мне — настоящие. Никто же не наденет такое на улицу. — Да, маскарадные съемки. Только я не помню, почему я тут. Каримская улица?

Пришлось уточнить, мой ли это город. А то мало ли. Оказалось, мой, но на другом конце от моей квартиры.

А там и скорая приехала.

Пришлось поехать в больницу. Уже оттуда позвонить по городскому Наташе, так как я вернулась на Землю без мобильника, документов и ключей от квартиры.

В больнице меня осмотрели, обследовали и подтвердили сотрясение мозга. Больше никаких травм, если не считать прикушенного языка. Платить не пришлось, так как пароли от всех государственных сайтов помнила, смогла войти с чужого телефона в свой аккаунт и продиктовать и номер паспорта, и медицинского полиса. Не забыть бы на всякий случай пароли поменять, как до дома доберусь.

Вот уж не думала, что это пригодится таким образом. В больнице даже распечатали скан разворотов паспорта с данными и пропиской. Все же есть польза от такой перестраховки.

— Ну ты, мать, даешь! — заявила Наташа, которой пришлось отпроситься с работы, чтобы приехать за мной в больницу. — Пока поедем ко мне, отлежишься, потом отвезу домой.

У подруги хранилась запасная связка ключей от моей квартиры, а у меня — ключи от ее. У Вари и Иры не было в этом необходимости. Варвара с мамой жила, а к Иришке родители постоянно наезжали, чтобы внучку забрать или привезти. Мы же с Наталкой друг друга подстраховывали на случай полить цветы или проверить электричество и воду.

Вот и пригодилось.

— Есть хочешь? — спросила подруга. — И вообще! Ты где пропадала три недели? Умотала молчком куда-то, не предупредила, ничего не сказала… Я приезжала к тебе проверить, не лежит ли там труп. Трупа не нашла, но твои цветы пришлось поливать.

— Ой… — сказала я. Зажмурилась и нахохлилась.

— Вот тебе и «ой». Кто он?

— Кто? — приоткрыла я один глаз.

— Хахаль твой. С кем ты так внезапно рванула куда-то? Мужик не бедный, как я погляжу. Ишь ты, драгоценностей надарил.

— Может, это бижутерия?

— Ага… А ты внезапно вдруг на старости лет избавилась от аллергии на простые металлы и возлюбила бижутерию. Ну-ну, — ворчала Наташа. — А как же: «Лучшие друзья девушек — это бриллианты, сапфиры, рубины, изумруды, танзаниты»? Ни в жизнь не поверю, что ты изменила принципам.

— А вдруг? — слабо улыбнулась я.

— Тогда я скажу, что тебя подменили, — сделала она страшные глаза. И отбросив шутки, спросила: — Это он тебя так? По голове? Может, надо в полицию?

— Нет. Он замечательный, — вздохнула я. — И я, кажется, влюбилась по уши. И он феникс.

— В смысле из криминальных авторитетов, что ли? Кликуха? Да ну не-е-е, не верю, Ленок. Ты с таким бы ни-ни.

— Угу, ни-ни. Наташ, я тебе потом все расскажу. А пока… Он феникс, в том смысле, как из сказок. Раса такая. Мужик, который может превращаться в огненную птицу. И сгорать в своем пламени, возрождаясь из пепла.

— Эк тебя приложило-то… — пробормотала Наталка и покосилась с подозрением.

— Ну да, голова болит. Знаешь, это невероятно и дико. Но он реально не человек, обладает магией, живет в другом мире. Мы с ним фиктивно обручились. И я почти месяц жила у него там, в другом мире.

— Ага. А я эльфийка, одним движения уха останавливаю мимо проходящих мужиков и планирую жить пару тысяч лет, — кивнула она.

— Его зовут Филипп. Он рыжий. В постели — богичен. Я втюрилась. И после обряда помолвки у меня появилась на руке татушка. А после того как мы переспали, она разрослась на всю руку.

Наташа бросила на меня косой взгляд, поджала губы, но промолчала. Край татуировки она видела из-под манжеты.

— Очухаешься — расскажешь. Звучит как полный бред, но, зная тебя, Ленок, я постараюсь поверить, что ты не сошла с ума.

— Я никогда так не шучу, Наташ, — уныло улыбнулась я.

— Я в курсе. Чтобы ты призналась, что влюбилась? Вы хоть предохранялись?

— Конечно. Филипп сам что-то предпринял.

— А ты? А резинки?

— Наташ, это другой мир. Там магия. У меня горничная была эльфийка, прикинь? Летти. Красивая — удавиться от зависти. Я чуть комплекс неполноценности не схлопотала.

— Вот прямо эльфийка? И это ты-то комплекс? В зеркало давно смотрелась? Выглядишь умопомрачительно и помолодела лет на десять. Тебе сейчас больше двадцати не дашь. Аж завидно и противно, до чего красивая. Тоже хочу так. Тебя там кормили пыльцой фей и умывали слезами единорога? Да куда ты прешь, идиот на колесах?! — рявкнула она вслед подрезавшему нас джипу.

— Да-а… — сцедила я зевок. — У них там такие штуки уходовые интересные…

— Не спи, а то я тебя не дотащу. Почти доехали, уже к моему дому сворачиваем. Погостишь у меня несколько дней, мой любимый диван в твоем полном распоряжении. И давай рецепт, который в больнице выписали, пройдем через аптеку, купим тебе таблетки. Нет у меня сил мотаться к тебе каждое утро и вечер и проверять, не загнулась ли ты там в одиночестве. Я ж тебя знаю, родителям не захочешь признаваться, пока не очухаешься.

Голова болела, было жарко, уши устали от тяжелых сережек. А родителям — да, лучше не говорить. А то они выклюют остатки мозга и замучают сверхмощной заботой. Да и бабушку волновать не хочется, она сердечница, любую проблему воспринимает как конец света и страшно волнуется. Оклемаюсь, там и в гости их позвать можно.

— Я тебя люблю, Наталка, ты знаешь? — улыбнулась я.

— Я тоже себя люблю, я у тебя замечательная, — фыркнула подруга и улыбнулась. — Иркина мама звонила. Спрашивала, как мы. Передавала нам привет от Иры и Поли. Говорит, у них все замечательно.

— Ну и хорошо.

— Не спать! Ленка! Уже почти!

У Наташи я и осела. Вечером все же позвонила маме, сонным голосом спросила, как у них дела. Сказала, что я совсем заработалась, а сейчас приехала к подруге на пару дней. А то с бешеным графиком работы и не видимся совсем.

— Ну и правильно, — тут же подтвердила мама. — Отдыхать надо. Напейтесь как следует.

— Ма-а-м, ты что? — хмыкнула я.

— Ну а чего? Не трезвыми же вам сидеть и мужикам косточки перетирать. Наташа замуж еще не выходит? А то двое из ваших вон повыскакивали. Распалась ваша девичья банда.

— Не, Наташа пока не нашла по душе никого.

— Передавай ей привет.

Я положила трубку, довольная, что легко отделалась и не пришлось сильно врать или придумывать оправдания. Родителей я люблю, но чрезмерная опека бывает