Самая большая комната у мальчишек. Это передовая. Валод и у них все распланировал, как в трех комнатах. Спальня, тренажерный зал, библиотека, кабинет. И в момент особого вдохновения по всему как смерч пролетает. И с этим можно бы справиться. Но Валод слишком убедительно объяснил сыновьям, что маме нужно помогать с уборкой. В результате получается слишком весело и смешно. Людмила сначала терпит эту трудотерапию, потом благодарит и отправляет детей гулять. Сама делает все легко.

И без конца звонки. Ее офис благотворительного фонда «Мы вместе» становится все известнее. Свои мобильные телефоны она и Валод, руководитель отдела доврачебной помощи больным, написали прямо на кабинетах. И, конечно, старые друзья с ней. Валентина Зимина работает в штате. Сергей Кольцов консультирует по юридическим вопросам. Они ждут вынесения приговора людям, арестованным по делу убийства Лени. Они не согласны с очень щадящим сроком коллекторам, которые чуть не убили Ванечку и пытались похитить Лиду. Решили обжаловать.

Звонок в дверь. Людмила умеет узнавать, кто пришел, по звонку. Все звонят по-разному. И, еще не открыв дверь, она точно знает: там Вика. Пришла погреться на огонек. Вика в полумраке еще не освещенной площадки кажется ребенком в пуховой куртке с капюшоном, отороченным белым песцом. Этот пуховик Людмила заказала Лиде по Интернету, а Лиде он оказался мал. Вика под него надевает два свитера. А греет ее по-прежнему только то, что грело всегда. Впрочем, нет. У них на кухне она вроде отогревается без спиртного. Там, на кухне, и видно, насколько она не ребенок. Людмила отводит глаза от темных пятен и провалов на этом маленьком лице и чувствует что-то вроде озноба. А Валод смотрит на Вику внимательно и пытается уговорить ее лечиться. По его методу, который он собирается создать именно для нее.

— Хорошо рассказываешь, — говорит вдруг Вика. — Только я не поняла: что мне тогда останется?

У Людмилы вдруг сердце зашлось от этих слов. Действительно, речь о том, чтобы отобрать содержание и режим ее жизни.

— А ты посмотришь, — спокойно отвечает Валод. — А вдруг удивишься тому, как много есть того, что не просто останется, но и появится. Жизнь под наркозом — это не очень и жизнь.

После ухода Вики дела пошли на убыль. Людмила все чаще смотрела на часы. Лида должна была уже прийти. Но тревожиться еще рано. Теоретически. После того нападения Люда постоянно глушит в себе тревогу, если дочери нет дома. Наконец. Звонок. Что-то не так, — бежит Люда к двери. Звонок не такой, как обычно.

Лида стоит на пороге и что-то прячет под курткой. Потом несмело вытаскивает черный комочек, который оказывается мокрым, местами обледенелым котенком. Котенок открывает рот, но писка нет, пытается открыть глаза, а они залеплены гноем.

— Смотри, — несмело говорит Лида. — Живой еще. Лежал на дорожке.

— Какие наши проблемы, — оптимистично отвечает Людмила. — Пока не очень живой, но будет живой.

Они занимались этим нежданным гостем, лечили, пытались накормить, устраивали ему спальное место в комнате Лиды, поставили противень вместо лотка. А когда эти хлопоты закончились, Лида переоделась, поела, рассказала, как дела в школе, и вдруг наступила многозначительная пауза. Так бывает, когда Лида хочет что-то важное сказать. И она показала. В галерее своего смартфона она показала фотографию: Лида и мальчик. Высокий, серьезный мальчик.

— Это Костя, — сказала Лида. — Он сказал, что любит меня.

— Ох ты господи, — вырвалось у Людмилы. — Не ждали. Что еще он говорит?

— Что я красивая.

— Открыл Америку! Ты на самом деле красивая. Но тот, кто тебя полюбит по-настоящему, должен знать о тебе еще очень многое. Только не думай, что я нудная. Просто не хочу, чтобы ты страдала. Но мы вместе, конечно, во всем разберемся. Приводи знакомиться. Кстати, ты этого заморыша нашла с ним или одна?

— С ним. Он сказал, что надо взять, но ему мама не разрешит. Заразы боится.

— Тогда, может, и ничего парень.

— Мама. — Лида вдруг подняла на нее свои очи, полные глубокой и густой смолы недетского опыта. — Мама, я так тебя люблю.

Люда махнула рукой и ушла в ванную плакать. Так много ей еще жизнь не дарила. Таких подарков ее суровая и трудовая судьба даже не обещала.

А ночью в темном и теплом воздухе спальни зажигала для Люды солнце бесконечная нежность Валода. Они так и не научились засыпать рядом. К рассвету уплывут вместе на пару часов в свое обжитое и разогретое забытье. Очнутся вместе на другом берегу. И это будет утро. Он обещает ей что-то придумать, изобрести какую-то систему, которая позволит украсть у суток еще один час — только для них.

Стелла и Андрей пали жертвами мгновенной, непобедимой страсти с первого взгляда. Они перестали существовать как отдельные, самостоятельные личности. Вся гармония, радость и полнота мира заключалась для них теперь лишь в пределах их объятия. А снаружи осталось все остальное: обычная жизнь и в ней стремление вернуться туда, где смыкаются руки, встречаются их тела.

В обычной жизни были их семьи. Ее муж и сын, его жена и две дочери. Скандалы, ревность, сцены, их вина и расплата. Это было тяжело, иногда невыносимо, но ничто не могло помешать их очередной встрече. Так непреодолимо, фанатично они стремились друг к другу.

Сначала Стелле и Андрею казалось, что они борются только за это: за возможность встречаться, ничего не меняя в своих семьях. Но со временем пришло предчувствие, что так не получится. Так не может продолжаться вечно. И Андрей сделал первый шаг: ушел от жены и снял квартиру. Стелла продолжала приходить к нему на свидания. Они по-прежнему, как законченные скупцы, растягивали время еще на минуту, еще на секунду, а потом она уходила домой. Плакала по дороге, задыхалась ночью от нетерпения в ожидании следующего свидания. И понимала, что такая жесткая и прекрасная у нее судьба. Другого варианта она для себя по-прежнему не видела.

Другой вариант увидел ее муж. Он ушел. Николай решил развестись со Стеллой через суд, чтобы там было рассмотрено его требование: если мать будет продолжать свою связь, из-за которой пострадала их семья, то он хочет, чтобы сына оставили ему.

Сыну Стасику было уже двенадцать лет. Как-то незаметно пролетели эти годы, пять из которых Стелла встречалась с Андреем. Николай приходил к сыну каждый вечер. Он сообщил бывшей жене, что взял ипотеку и хочет купить себе с сыном другую квартиру. Он говорил с мальчиком, как со взрослым мужчиной. «Мама полюбила другого человека. И мы мешаем им быть вместе. Но ты можешь решить: с кем хочешь жить. И пока ты сам не сделаешь выбор, я не буду делать никаких шагов. Не буду на тебя давить. Просто скажу, что у меня есть только ты».

Это и называлось — не буду давить. Стелла какое-то время не вмешивалась, просто наблюдала. И заметила, что сын часто прячет от нее глаза. Что в его комнате появляются новые вещи — телефон, планшет, камера, — которые он не распаковывает. Он собирается это везти на новую квартиру, которую отец, очевидно, ему уже показал. Мальчик по-прежнему был со Стеллой милым и доброжелательным. Просто он уже научился думать о себе. И явно устал от ситуации в семье, когда виноватая мама приходит от чужого дяди, а отец постоянно удручен и мрачен. Николай стал другим, переехав на съемную квартиру. Он как будто вышел из пыточной. Цена, которую он платил за сохранение семьи, показалась ему настолько чрезмерной. Это были годы жизни. Не только его годы, но и годы жизни ребенка, который не должен был знать ничего подобного. И Николай расставил приоритеты. Не было уже никакой любви. Не было задетого самолюбия. Не было никакого желания близости с предавшей его женщиной. Пытаясь что-то преодолеть во имя сына все эти годы, он просто заставлял себя выполнять повинность. Знал, что Стелла в это время думает о другом, чувствовал отвращение к самому себе. А сейчас он вышел на свободу. И видел возможность теплого, ничем не омраченного будущего с единственным родным человеком. Николай оказался мужчиной, который больше ориентирован на ребенка, чем на жену. И для него теперь было очевидным, что второй брак возможен только в одном случае: если женщина станет матерью его сыну.