Утреннее небо казалось прозрачным, как хрусталь, а внизу простиралась бескрайняя лесистая равнина, обрамленная вдалеке, у горизонта, высокими горами. Там, над самыми горными хребтами, чернела сплошная стена грозовых туч, а у их подножия, точно рассыпанная детской рукой груда игрушечных кубиков, раскинулся город.

– Ректорат, – пояснил Эрдман, проследив за Диминым взглядом. – Лорейская столица.

Город с высоты птичьего полета казался беспорядочным нагромождением небольших двухэтажных зданий, шпилей и башенок, однако, приглядевшись, Дима сумел различить среди многочисленных домиков несколько массивных строгих зданий, рыночную площадь и, кажется, даже ползущий в гору ярко-красный фуникулер.

– Летит! – крикнул кто-то, и тут же у противоположного борта цеппелина застрекотал пулемет. Дернулась лента в руках Димы, «Зольдер» тявкнул короткой пристрелочной очередью и замолчал. Потянуло порохом и кисловатым мужским потом.

– Ни черта не видно, – вполне ожидаемо пожаловался его первый номер. Дима вновь устремил взгляд наружу сквозь бойницу. Сначала в амбразуре невозможно было различить решительно ничего – настолько сильно било в глаза солнце, затем на фоне залитого его лучами неба промелькнула и скрылась из виду крылатая тень. Вроде бы биплан, но другой, не похожий на тот, что встретился им в прошлый раз. Фюзеляж выкрашен яркой красной краской и обтянут тканью, под нижним крылом виднеются шасси с парой больших колес. Большего Дима увидеть попросту не успел – глаза заслезились, и под веками запрыгали яркие желтые зайчики.

– Со стороны солнца заходит, падла, – процедил сквозь зубы Эрдман, – держись!

Пол накренился, и тяжелый цеппелин вновь начал поворачивать, по полу и переборкам побежали длинные тени. Диме пришлось схватиться за треногу пулеметной турели, чтобы не улететь к противоположной стене. Эрдман перехватил рукоять поудобнее, и пулемет снова ожил, звонко роняя на пол пригоршни золотистых гильз. Застучал соседний «Заг-Зольдер», а в следующий миг обшивку дирижабля словно вспороли гигантскими ножницами: по борту стремительной дорожкой вспухло сразу несколько больших пробоин, сквозь которые внутрь хлынул ослепительный солнечный свет. Откуда-то сверху донеслось оглушительное шипение, будто заработал мощный пневматический насос или кто-то разворошил клубок рассерженных змей. Дирижабль резко накренился в другую сторону, и Дима с ужасом увидел, как борт с амбразурой на краткий миг сделался полом. Покатились, звякая, стреляные гильзы, но уже через несколько секунд в рубке сумели восстановить управление и выровнять летательный аппарат.

– Баллон пробили! – крикнул Диме Эрдман. – Это не страшно, секции с газом изолированные! Чтобы дирижабль упал, им придется прострелить больше половины баллонетов!

Все-таки находиться в чреве обстреливаемой противником летающей махины, которой ты не можешь управлять, было и непривычно, и страшновато. Особенно глядя на здоровенные пробоины с лохматыми рваными краями, красноречиво свидетельствующие о том, что прочная на вид обшивка цеппелина из просмоленной ткани не способна защитить находящихся внутри людей от пуль.

А потом вновь затарахтели пулеметы, и Диме стало не до мрачных раздумий. Толчками убегала в чрево плюющегося огнем орудия лента, осыпаясь вниз медным дождем гильз, от грохота заложило уши, а густой пороховой дым заполнил все вокруг полупрозрачной белесой пеленой. Как только «Зольдер» выпустил в небо сверкающую цепочку трассеров, Дима, подхватив опустевший короб, бросился к арсеналу.

Едва он ухватил полную укладку за тонкую неудобную ручку, как цеппелин вновь затрясся от частых попаданий. Оглушительно хлопала, разрываясь, лакированная ткань, пронзительно визжали пули, ударяясь в металлические шпангоуты. Дима едва успел упасть на палубу навзничь, как прямо над его головой разлетелся вдребезги фрагмент деревянной обшивки центральной переборки, разбрасывая вокруг острые щепки. Подняв слезящиеся от порохового дыма глаза, он вновь подхватил успевший соскользнуть в сторону из-за отчетливого крена палубы короб. Не разгибаясь, на карачках, подтащил его к турели, привычным движением откинул крышку и, заправив непослушными пальцами ленту, взвел тяжелый затвор. Однако «Зольдер» молчал.

Эрдман лежал на боку, привалившись к переборке и обхватив ладонью левое плечо. Меж пальцами струилась густая темно-алая кровь. Ее оказалось гораздо меньше, чем можно было бы ожидать при подобном ранении, – видимо, пуля прошла вскользь, не задев крупных кровеносных сосудов, а по лицу пулеметчика можно было сделать вывод, что страдает он не столько от боли, сколько от досады.

– Аптечка… там… – указал подбородком Эрдман. Дима поспешил в указанном направлении, где на одной из внутренних стенок отсека был закреплен невысокий деревянный шкафчик. Порывшись среди многочисленных пузырьков и флаконов с непонятным содержимым, он отыскал наконец моток бинта и бросился обратно к раненому. Сурганец благодарно кивнул и принялся заматывать руку, придерживая свободный конец бинта зубами.

Справа застрекотал пулемет Алекса: обернувшись, Дима увидел, что тот буквально повис на ручке «Зольдера», пытаясь скомпенсировать отдачу. До оставленного без присмотра пулемета Эрдмана было всего несколько шагов. Дима взялся за теплую еще рукоять, повел стволом вправо-влево, вверх и вниз. Ага, орудие свободно поворачивается лишь на определенный угол, упираясь в стопоры. Что ж, вполне разумно – иначе стрелок, чего доброго, продырявит обшивку собственного дирижабля. А вот и спусковая скоба, расположена не слишком удобно, но привыкнуть можно. Дима проверил положение затвора и коротко нажал на спуск: пулемет, дернувшись, гулко лязгнул, на носок башмака упала горячая гильза.

Аэроплан появился неожиданно – он словно выкристаллизовался из прозрачной небесной синевы. Сначала он почти отвесно падал вниз, затем замедлил свое движение, выравниваясь в траверзе цеппелина, и над его пропеллером замелькал желтовато-красный огонек. В следующую секунду в обшивку «Фальтсхеттельмарка», словно горох в пустое ведро, забарабанили пули. Дима стиснул зубы. Страха не было – он куда-то улетучился, растворился в пороховом мареве, остались только решительность и злость. В него стреляют. Чтобы выжить, нужно стрелять в ответ, вот тебе и вся философия.

Загрохотал, забился в конвульсиях пулемет, выплевывая навстречу приближающемуся самолету врага свинцовую смерть. Палить в подвижную, верткую цель оказалось очень непросто: спина мгновенно взмокла от пота. Снаружи дул сильный ветер, и пули сносило в сторону, они били «в молоко», не достигая своей цели. Дима чуть изменил положение ствола и вновь нажал на гашетку – теперь очередь ушла вроде бы в правильном направлении, но пилот аэроплана, положив свою машину на крыло, уже покинул сектор обстрела.

Вытерев рукавом взмокший лоб – от пулемета, как от разогретой печки, отчетливо веяло жаром и пахло горячим машинным маслом, – Дима бросил взгляд вниз: в коробе еще оставалось изрядно патронов. Повоюем.

Пилот аэроплана дал экипажу «Фальтсхеттельмарка» всего лишь полминуты на передышку и пошел на очередной заход. Отчаянно маневрируя, биплан стремительно возник откуда-то справа сверху, щедро полив пулями совершенно не защищенную спину цеппелина, и понесся к земле, пытаясь повторить этот маневр. «Зольдер» снова заплясал в руках, но небольшой самолетик оказался шустрее – Дима поворачивал тяжелый непослушный ствол, пытаясь догнать очередью уходящую к земле машину, но не успевал. Вот, еще немного, еще чуть-чуть!.. В эту минуту пулемет исторг из ствола цепь ярких мерцающих огней, с грохотом устремившихся к уже исчезающей в дымке цели, и затих. Однако последние вспышки трассеров все-таки дотянулись до хвоста аэроплана: полукруглый киль брызнул облаком обломков, и самолет, лениво встав на крыло, устремился вниз, свалившись в неуправляемый штопор. Палубу дирижабля огласили радостные вскрики, позади весело и оглушительно засвистели, кто-то хлопнул Диму по спине. Оглянувшись, он увидел счастливые, смеющиеся, перемазанные пороховой копотью лица. Даже раненый Эрдман – и тот улыбался, баюкая пострадавшую от шальной пули руку. Однако самого Диму охватило неприятное, затаившееся где-то в позвоночнике ощущение: ему показалось, дирижабль понемногу теряет высоту.