— Я понимаю вашу обеспокоенность и возмущение, милорды, и даже полностью разделяю ваши чувства, — сообщил Великий князь, пристально изучая бриллиант в перстне на среднем пальце правой руки (плохой знак!). — Но, к величайшему нашему сожалению, ни беспокойство, ни гнев, ни прочие сильные душевные порывы ни в коем разе не повлияют на решимость прославленного контр-адмирала исполнить приказ эльлорского императора. Мы можем даже попробовать один за другим выброситься из окна этого кабинета в знак протеста, но что-то мне подсказывает — это тоже не поможет. Айриз Гутторн плевать хотел на вконец разгневанных шиэтранцев, и Раил Второй Илдисинг разделяет его мнение, я не говорю уж о Россе Джевидже. Тому сейчас вообще не до наших неудовольствий, — неспешно рассуждал Тедельмид. — У человека недавно родился долгожданный наследник. Я бы на его месте полгода не просыхал от счастья, но эльлорский канцлер не настолько здоров, чтобы пить по-шиэтрански — от заката до рассвета. И тем не менее Джевидж нашел время и силы, чтобы убедить этих заносчивых… лордов советников снарядить эскадру в кратчайшие сроки. Он же, руками Тайной службы, сделал все возможное, чтобы мы с вами узнали о предстоящем походе к берегам Ру-Фаррата последними. Прямо как муж-рогоносец об изменах благоверной.

Ругательство в устах Его великокняжеского высочества означало еще один плохой знак для советников. Белокурый и миловидный тридцатипятилетний Тедельмид очень редко выражался непечатно, настолько редко, что такие случаи можно пересчитать по пальцам одной руки. В последний раз он сказал очень-очень плохое слово, когда упал с лошади и сломал три ребра. Нынче же, бранясь, князь глядел поочередно на министра военно-морских сил и директора департамента внешней разведки.

— Пожалуй, стоит призадуматься над тем фактом, что в моем непосредственном окружении находится столько абсолютно здоровых и подозрительно жизнерадостных людей, которые неспособны исполнять свои прямые обязанности, в то время как хромые и контуженные отставники умудряются приложить свою руку ко всем значимым мировым событиям с пользой для своей страны и сюзерена. Странно, вы не находите, милорды?

Милорды несказанно удивились подобным выводам и поспешили заверить Его великокняжеское высочество в том, что подобное положение дел не более чем случайное стечение неблагоприятных обстоятельств. Одного только Росса Джевиджа стоило бы приравнять к стихийному бедствию. К урагану или разрушительному шторму.

— Вот это очень правильное замечание. Увечный канцлер, разумеется, представляет собой неодолимую силу. Джевиджу ведь приходится пользоваться мозгами гораздо чаще, чем моим советникам. Я прямо завидую моему венценосному собрату — Раилу Второму Илдисингу, — он может позволить себе моменты спокойной уверенности, а также способен безмятежно спать или развлекаться с фавориткой, а не денно и нощно бдеть над государственными делами из-за полной неспособности подданных исполнить свой долг. Может быть, мне переманить Росса Джевиджа в Шиэтру? А? Посулить полцарства, как в старые добрые времена.

Великий князь свирепел на глазах, хотя об этом мог догадаться далеко не каждый сторонний наблюдатель. Красивое, идеально симметричное лицо его покрылось мертвенной бледностью, губы сжались в прямую линию, а крылья носа трепетали, словно Тедельмид принюхивался к чему-то исключительно смердящему.

— Я требую принять решительные меры, чтобы поставить Эльлор на место.

— Мы пошлем в пролив Ганага свою эскадру, — поспешил объявить военно-морской министр.

— Отлично! — всплеснул руками Великий князь. — Изумительно! Как замечательно придумано. Контр-адмирал Гутторн как раз отдаст приказ возвращаться домой к тому времени, когда на горизонте покажутся силуэты наших броненосцев. И наши достославные флотоводцы получат редкую возможность полюбоваться на новенький эльлорский флаг над стенами крепости Муэрро.

Словесный яд сочился с губ Его великокняжеского высочества и с шипением капал на полированную столешницу.

— В качестве контрмеры могу предложить спровоцировать нападение Кехтаны, — последовало предложение от невзрачного господина Эрмилинда Файли — вот уже три десятка лет возглавляющего внешнюю разведывательную службу Шиэтры. — Наш общий знакомый — Росс Джевидж, который более не маршал и даже не генерал, вполне способен понять столь прозрачный намек. Чем более он усиливает нажим в отношении Шиэтры, тем сильнее мы ударим по его же завоеваниям. Восточные Территории — это его любимая игрушка, его билет в бессмертие.

Тедельмид задумчиво потер подбородок. Он прекрасно помнил статьи в «Зарубежном обозрении», где публиковали неофициальные письма-живописания Джевиджа о Кехтанском походе. Имперская традиция, предписывающая полководцам регулярно отчитываться перед широкой общественностью о своих победах и поражениях, оказалась очень кстати. Будущий эльлорский канцлер прямо-таки влюбился в новообретаемые империей земли — дикие, неосвоенные и дьявольски богатые. В арьергарде его армии двигались инженерные части, горные мастера, геологи и естествоиспытатели, не говоря уж о золотоискателях и обычных авантюристах. Ненавидящий магов всеми фибрами души, маршал Джевидж позволил экзортам Тайной службы изучать чары местных шаманов.

Как ни верти, а господин Файли прав в одном, для Джевиджа удар по Восточным Территориям будет весьма болезненным. Особенно если его хорошенько подготовить.

— В ваших словах есть определенный смысл, — вынужден был одобрить главного разведчика Шиэтры ее полновластный князь. — Займитесь этим незамедлительно.

— Так точно, сир, — ухмыльнулся Файли. — А чтобы у Джевиджа и Урграйна не было возможности вовремя заметить наши маневры на восточном фланге, попробуем осложнить им жизнь в других областях.

— Например?

— Пусть лорд Урграйн еще плотнее займется заговором против особы канцлера. Сейчас против него ополчились все, начиная от высшей аристократии и заканчивая магами. Мы можем усилить эту тенденцию.

— Так делайте, делайте что-нибудь, — взмахнул нетерпеливо руками Великий князь. — План замечательный, но мне потребен результат.

— Ax ты ж сладенький какой! Ах ты ж пухленький какой! Так бы тебя и съел, как пирожок. Ам! И съел бы! Ам-ам!

Толстопузый профессор и в самом деле большой специалист по пирожкам, особенно по их пожиранию в неимоверных количествах. Кухарка не успевает сдобу печь, до того быстро исчезают в его ненасытной утробе все эти пышные булочки, пирожки и ватрушки. Но Диан Джевидж о таких подробностях еще знать не знает, он верит отрекшемуся магу на слово и, оттого радостно попискивая и булькая, отважно молотит в воздухе ножками, пытаясь отбить попытку Коринея укусить за крошечную пяточку.

— Я тебя съем, пончик! Я тебя укушу, помпончик! — ворковал профессор, словно влюбленный голубь.

Если, конечно же, вообразить себе голубя размером с откормленного борова, лысого и пузатого, без крыльев и перьев, зато с выдающимся клювом-носом, то это и будет Ниал Кориней собственной персоной. Вечно торчащий в детской, постоянно сующий нос во все дела, связанные с малышом, — как спал, чем пеленки испачкал, хорошо ли покушал, крепко ли держит головенку. И пока он ведет допрос молодой матери и ночной няньки, рядом обязательно пристроится Кайр Финскотт, исполненный любопытства, словно впервые видит живого младенца, а следом прибежит Кири, походя чмокнет папочку в щеку и бегом к братику. Но и этого мало — в двери обязательно просунется любопытная физиономия какого-либо охранника, а то и двоих сразу. Всем есть дело до маленького Диана, двенадцатого графа Джевиджа. И никому не интересен одиннадцатый по счету граф с той же фамилией, по имени Росс, сын Кайлин. Он обречен в одиночестве заталкивать в рот холодный кусок вареной курятины и давиться овощным гарниром, пить омерзительный, но такой полезный травяной чай и до корчей беситься от ревности и обиды. Смешно и стыдно, но ничего не поделаешь. Да — он ревнует, злится и негодует. Кому же приятно быть лишним в своей собственной семье?