– Прости, что заставил тебя ждать, – произнес я, присаживаясь за свой стол. Вот так вот! Сразу дам понять, что встреча у нас исключительно деловая. А то она мало ли что может подумать после Дашкиных выкрутасов.

– Ничего-ничего, – кивнула головой Юля, сгребая в кучу те причиндалы, что не требовались ей для работы, и отправляя их в пасть отнюдь не похожей на косметичку сумочки. В голосе, как мне показалось, прозвучала ядовитая нотка.

– Не против, если мы сразу на ты? – осведомился я озабоченно. – Все-таки, какое-никакое, а знакомство у нас состоялось.

Юлия недоуменно вскинула голову.

– Ну, чат, – пояснил я. – Я – Мастер. А ты, насколько я понял, Гюрза.

Юлия удивленно вскинула брови вверх, а потом рассмеялась.

– Ну, надо же. Куда не плюнь, везде можно найти знакомого. Как это мы с… тобой раньше не встретились. Как жизнь, как здоровье? Говорят, ты на курорте был? Что-то ты не очень загорел.

– Я на горнолыжном курорте был, – ответил я. – Там в основном лицо загорает. Голышом лежать посреди снега как-то зябко. Да и сошел уже загар.

– Да ну? И что, согреть прямо некому было?

М-да… Гюрза…

– Ты и в жизни такая же, как в чате, – хмыкнул я. – Язва вы, сударыня.

– Ну, – пожала плечами Юля, – мне за это даже деньги иногда платят, за язвительность и прочее. Так что у тебя за дело? О чем писать будем? Гаврилова твою контору в дерьме изваляла?

– Мою, – со скорбью в голосе произнес я.

– Чего не поделили?

– Денег просил ее муж. А я не дал просто так. Предложил заработать.

– Книжку проиллюстрировать?

– Нет, зал расписать Чебурашками.

Юля звонко рассмеялась.

– Ну да, нашел кому предложить. Этот лишний раз дома стенку не побелит, чтобы на халяву мазка не сделать. Великий живописец! Его тут в художественную энциклопедию внесли, так он на радостях пил две недели. Говорят, даже в вытрезвителе ночевал пару ночей. Его наш музей просил пару работ им подарить, хоть плохоньких, так, для отчетности, так он ни в какую. «Я, – говорит, – слишком значимая фигура в этом мире, чтобы что-то кому-то дарить. Мои работы стоят миллионы. Покупайте!» А откуда у музея деньги? Ты его картины-то видел?

– Приходилось, – сокрушенно признался я. – Я их прошлую выставку спонсировал.

– А, ну тогда понятно. Я тебя там как раз видела. Как впечатления?

– По-моему, ужас.

– Ну, знаешь ли… У каждого свои вкусы. Я бы вот одну картинку у него с удовольствием купила, кабы она не таких денег стоила. Помнишь, у него работа была, разделанная кошка на подносе. Кишки наружу, кровища… крысы по столу ползают. Называется кажется «Круговорот»…

– Тебе что, такое нравится? – удивился я, покосившись на Юлю с некоей настороженностью.

– Ага, конечно. Я на сумасшедшую похожа? Я бы эту картинку шефу подарила. У него день рождения скоро. Очень, знаешь ли, отрезвляет такая картинка, заставляет вспоминать о бренности бытия. Впрочем, мы тут с коллективом уже выбрали шефу подарок в секс-шопе.

– Бабу надувную?

– Нет. Член искусственный. Чтобы привыкал к начальству на ковер ходить. Вот он обрадуется! Он тут как-то футбол смотрел, фанат же! Не помню, кто играл, я в этом не очень разбираюсь. Кажется хохлы со швейцарцами, я информацию потом в номер ставила. Так вот он на всех углах кричал, что, мол, если хохлы выиграют, пусть над ним любой желающий надругается самым извращенным способом. И что? Хохлы выиграли, и, кажется, в четверть финала вошли. Мы потом шефу весь стол завалили презервативами и вазелином. Нехай свое слово держит! Правда, желающих не нашлось. Он у нас такой страшный!

Я рассмеялся.

– До чего же ты добра.

– Не без этого, – опустила глаза Юля в наигранном смущении, но не выдержала и тоже улыбнулась. В этот момент дверь распахнулась, и в кабинет ввалилась Дашка с подносом, на котором стояли дымящиеся чашечки и какие-то вазочки. В приемной слышалось какое-то шушуканье, ощущалось легкое шевеление.

– Ваш кофе, – интимно выдохнула Дашка. – Печенье, пожалуйста, вафельки. А вот, – она выдержала торжественную паузу, – клубничка со сливками.

За дверью кто-то захихикал. В кабинет на минуту заглянула чья-то голова и тут же исчезла. Я почувствовал, как мои щеки наливаются багровым румянцем. Юля закатила глаза к потолку и неодобрительно покачала головой.

– Вон отсюда!!! – заорал я, вскакивая с места. – У тебя что, работы мало? Так я тебе добавлю ее в два счета! И этим из приемной скажи, что если мне потребуются свечкодержатели, я дам им знать! Устроили тут!..

Дашка вылетела из кабинета пулей, захлопнув дверь за собой так, что висевшая на стенке картина жалобно зазвенела стеклом, грозясь сорваться. Я даже посмотрел специально – нет, не сорвалась. Юля глядела на меня с плохо скрываемой иронией.

– Может, теперь к делу? – предложила она, когда я, отдышавшись, плюхнулся в свое кресло.

– Давай к делу, – согласился я. – С чего начнем?

– Прежде всего, мне хотелось бы понять саму концепцию статьи. Что бы ты хотел в ней видеть?

– Мне нужно, чтобы вся чернуха Гавриловой сошла на нет.

– Понятно. Тогда давай распишем не только про то, какие замечательные у тебя магазины, но и какой ты чудный человек, как ты помогаешь сиротам, престарелым и бездомным собакам.

– У меня собаки нет, – предупредил я.

– А кто есть?

– У меня дома сторожевой попугай. Как я помогаю сторожевым попугаям, тебя устроит история?

– Слишком экзотично, – фыркнула Юлька, блеснув жемчужными зубками. – Нужно что-то более приземленное, чтобы обыватель понял, что ты к народу близок и проблемы населения страны тебе не чужды. Ты, к примеру, олигарх?

– Окстись! – возмутился я. – У меня всего-то четыре книжных магазина! Какой я олигарх! Я на заводе работал раньше.

– Вот, уже кое-что, – обрадовалась Юлька. – Но про твое пролетарское прошлое мы, наверное, только вскользь упомянем. Со значением, но как бы невзначай. Давай, про магазины свои рассказывай…

Я начал рассказывать, нудно и, как мне кажется, неинтересно. Юлька, правда, сидела, с внимательным лицом заглядывая мне в рот, в носу не ковыряла, культурно в кулачок не позевывала. На фотографию, где я стоял в обнимку с губернатором, покосилась не без интереса. Временами она что-то записывала в совсем не женский растрепанный ежедневник, уточняя и переспрашивая. Вот только глаза у нее были тоскливые и безучастные, подернутые тоненькой инистой пленочкой. В этот момент я отчетливо понял, что этой девушке до меня нет никакого дела. Я для нее – ноль. Объект для работы. С тем же успехом на моем месте мог находиться музейный экспонат, известный политик, эстрадный артист, комбайнер и свинарка вкупе с пастухом. Лишь бы материал был написан…