— Это первая книга, о которой нам известно, — сказал дон Хулио. — С тех пор было издано немало достойных сочинений, но, к сожалению, всегда находятся проходимцы, готовые напечатать историю блудных похождений собственной матери и продать книгу за несколько песо.

Замечание дона Хулио о проходимцах, зарабатывающих «несколько песо», оказалось пророческим. Вскоре мы с Матео убедились, что занятие наше прибыльным не назовёшь. После того как мы выплатили причитающееся вознаграждение книгоиздателю и посредникам в Севилье, чиновникам таможни и представителям святой инквизиции на двух континентах, прожорливой местной Recontoneria и скорбящей вдове, которая продала нам право на то, чтобы заняться преступным делом её покойного мужа, у нас почти ничего не осталось.

Это повергло Матео в мрачное уныние и побудило его с головой уйти в пьянство, любовные похождения и стычки. Провал моей первой криминальной затеи, а с ней и заветной мечты стать идальго, достойным находиться в одной комнате с Еленой, не рискуя быть выставленным взашей, — всё это навело меня на невесёлые размышления. К тому же моё уныние усугублялось всякий раз, когда я вспоминал о том, что произошло с вырастившей меня женщиной по имени Мария. Я всячески внушал себе, что не должен думать о ней как о матери, неизменно вспоминая слова отца Антонио о том, что матери у меня нет. В таком настроении я приходил в типографию, где с удовольствием возился с оборудованием.

Некоторое время я изучал печатный станок и экспериментировал с ним в арендованной нами мастерской. Умение читать, во всяком случае в глазах таких людей, как отец Антонио, Матео и дон Хулио, возвышало меня над прочим нищим отребьем, а поскольку книги несли в себе столько силы, столько мыслей, идей и знаний, мне всегда казалось, что они возникают не иначе как из божественного света и пламени, так, как в моём воображении явились Моисею Десять заповедей.

Я испытал величайшее потрясение, когда впервые сел за печатный станок, взял шесть свинцовых литер, из которых сложилось слово «К-р-и-с-т-о», поместил их в гнёзда печатной формы, прижал форму к одной из двух металлических пластин, смочил литеры несколькими каплями краски, вставил лист бумаги и опустил другую платину пресса, так что буквы отпечатались на бумаге...

Санта Мария! Когда я увидел своё имя напечатанным, то испытал приблизительно то же, что пережил некогда Моисей, запечатлевший Завет Господа на скрижалях. Подумать только, я создал нечто, способное пережить века, и будущим поколениям останется от меня не только надпись на могильной плите! Это произвело на меня столь сильное впечатление, что на глаза мои навернулись слёзы.

После этого я упражнялся с прессом, экспериментировал, набирая из литер различные фразы, пока не набил на этом руку. Помню, однажды поздно вечером, когда я понял, что мои усилия принесли плоды, я разбудил Матео, чтобы немедленно изложить ему свою идею.

Он с трудом разлепил глаза и поднялся с постели с кинжалом в руке, но тут же лёг снова, пригрозив разрезать меня на четыре части тупым клинком.

— Послушай, Матео, я нашёл способ разбогатеть!

Он с громким стоном потёр лоб.

— Кристо, меня больше не интересует, как заработать состояние. Настоящий hombre добывает богатство своим мечом.

— Матео, мне пришло в голову, что если мы будем печатать книги прямо здесь, вместо того чтобы тратить кучу денег на их доставку из Испании, то можем получить большую прибыль. Правда здорово?

— Ага, а если бы король предложил тебе руку своей дочери и Кастилию в придачу, ты смог бы носить шикарное платье, да и питался бы лучше.

— Это не составит большого труда. У нас ведь осталось несколько экземпляров лучших libros deshonestos, которые изданы в Испании. Если бы мы их печатали здесь, то избежали бы непомерных расходов на перевозку книг сюда.

— Тебя что, одна из лошадей дона Хулио по башке лягнула? Для того чтобы печатать книги, нужен печатный станок.

— Печатный станок у нас есть.

— Для этого нужны знания.

— Я научился пользоваться прессом.

— И собираешься делать всё один?

— Можно купить у властей заключённого, из тех, кого посылают в obrajes.

— И его мигом сожгут на костре, если об этом прознает святая инквизиция.

— Главное, чтобы работник был до предела тупым.

На первый раз мы выбрали тоненький сборник рассказов непристойного содержания. Приобрели мы и работника, которого, как и первопечатника Новой Испании, тоже звали Хуаном. Правда, парень оказался не таким тупым, как мне бы хотелось, но работать у нас согласился с радостью. Его приговорили к четырём годам в серебряных рудниках, и оказаться вместо этого в печатной мастерской было для него спасением. Средняя продолжительность жизни людей, приговорённых к каторжным работам на рудниках, составляла менее года.

Хуан, как и я, был метисом и lépero, но в отличие от меня, имевшего определённые притязания на роль кабальеро, он служил живым подтверждением весьма распространённого мнения о том, что lépero — это продукт злоупотребления пульке.

И хотя я спас ему жизнь, избавив от страшных северных рудников, это не внушило Хуану благодарности ко мне, потому что он был настоящим уличным животным. Впрочем, зная, как работает ум lépero, руководимый не только жадностью, но и извращённой логикой, я, вместо того чтобы платить Хуану в надежде на то, что он не сбежит, но останется верно отбывать свой срок, предоставил ему возможность порой подворовывать.

Одним из самых существенных преимуществ нового работника, помимо преступного прошлого, довлевшего над ним приговора и страха быть отправленным на рудники, что побуждало Хуана если и не к верности, то к определённому послушанию, являлась его абсолютная безграмотность.

— Стало быть, Хуан даже не узнает, что именно он печатает. Я сказал ему, что мы будем издавать только жизнеописания святых и что у меня есть оттиски стигматов святого Франсиска, которые мы будем использовать во всех наших книгах.

— Но если парень не умеет читать и писать, то как же он в таком случае сможет печатать? — удивился Матео.

— А тут грамотность не нужна — он будет смотреть на книгу и вставлять в печатную форму такие же литеры, какие видит перед собой, в том же порядке. Ну а более сложный набор буду осуществлять я сам.

Первая книга, которую мы напечатали в Новой Испании, хотя и не была выдержана в серьёзном тоне сочинения епископа де Сумарраги о христианском вероучении (откровенно говоря, почтенные люди сочли бы её скандальной), имела тем не менее большой успех.

Целая куча дукатов, оставшаяся у нас, после того как мы оплатили все расходы, произвела на Матео исключительно приятное впечатление.