– Так, может, опять перейдем на эту систему?

Она пригубила свой ликер, глядя на меня поверх рюмки.

– Ладно. Как вас зовут?

– Эд.

– А фамилия?

– Хантер, но это уже два слога – сами виноваты, нечего было спрашивать.

– Вы действительно ищете Гарри? Потому и пришли?

– Да.

– Зачем он вам нужен?

– Это займет целых четыре слога.

– Ничего, не стесняйтесь.

– Убить его.

– На кого вы работаете?

– Не хочу его называть. Это имя вам все равно ничего не скажет.

– Надо добавить, чтобы окончательно развязать вам язык, – промолвила Клэр и подлила в обе рюмки ликеру.

– А музыка? Чтобы облегчить истерзанную грудь?

Она снова засмеялась и отдернула какую-то занавесочку. Пластинок была целая полка.

– Кого вам поставить?

– Дорси, если есть.

– Которого?

– Тромбониста.

Она знала, что это Томми, и поставила сразу несколько пластинок в автоматическом режиме.

– Так кто вас сюда послал?

– Я мог бы сказать, что Бенни. Хорошая была бы реплика, но это не он. Бенни с Голландцем нравятся мне не больше, чем Гарри. Никто меня не посылал, Клэр. Я сам пришел.

Она похлопала меня по бокам, где полагалось быть кобуре, и нахмурилась:

– У тебя и оружия-то нет.

– Тихо. Я хочу послушать Дорси.

Клэр пожала плечами и села на диван – далеко от меня, показывая, что приставать к ней не надо. Я и не приставал, хотя сдерживался с трудом.

Когда радиола проиграла четыре пластинки и отключилась, я спросил:

– А если за деньги? Я имею в виду адрес Гарри.

– Эд, я не знаю его. Это правда, хочешь верь, хочешь нет. Завязала я с Гарри и со всеми его делишками. Живу здесь уже два года, а денег только и хватит, чтобы домой в Индианаполис вернуться. Найду себе работу, сниму комнатку с одной подушкой на койке, вспомню, как живут на двадцать пять баксов в неделю. Смешно, да?

– Не очень. Может, кругленький счет в банке позволит тебе начать…

– Не получится по двум причинам. Во-первых, нехорошо человека закладывать, во-вторых, я действительно не знаю, где Гарри. Почти две недели его не видела, неизвестно даже, в Чикаго он или нет.

На полке с пластинками я нашел пластинки Джимми Нуна[5]. «Ванг-ванг блюз», «Уобаш-блюз» – названия я знал, но ни разу его не слышал. Я отнес альбом к радиоле, разобрался, как она работает, дождался первой мелодии. Обалденная музыка. Я протянул Клэр руку, и мы начали танцевать. Густая зелень ликера гармонировала с глубокой синевой блюза – в наше время так уже не играют. Только когда музыка стихла, я осознал, что прижимаю Клэр к себе и она не сопротивляется. В такой ситуации ничего не могло быть естественней поцелуя.

Неожиданно в двери повернулся ключ. Клэр высвободилась раньше, чем я сообразил, что это за звук такой. Приложила палец к губам, показала мне на дверь рядом с баром и выскочила в прихожую.

Сообразив, что к чему, я схватил свою рюмку и сигарету с камина, шляпу с дивана и шмыгнул в темную комнату, оставив дверь приоткрытой.

– Голландец, – сказала Клэр, – что же ты впираешься, как…

Но тут как раз заиграла вторая пластинка, и я больше ничего не услышал. «Марджи, о тебе мои мысли, Марджи…»

Клэр подошла и выключила проигрыватель – бледная, с яростным взглядом. На меня она, к счастью, так не смотрела.

– Чтобы ты провалился, Голландец! Если это Чарли дал тебе ключ…

– Ладно тебе, Клэр. Ничего Гарри мне не давал, дождешься от него, как же. Я сам все провернул. – Я пока слышал только его голос – не сопрано, так скажем.

– Не знаю, что ты там провернул, и не особо интересуюсь. Убирайся отсюда.

– Да брось, зайка.

Голландец продвинулся в гостиную, и я наконец-то увидел его. Здоровенный, что твой шкаф, но если он голландец или ирландец, то я готтентот. Грек, сириец, армянин – это да. Может, даже перс или турок. Остается только гадать, откуда у него взялась фамилия Рейган и прозвище Голландец. Смуглый, на борца похож и ходит так, будто ему тяжело таскать свои мышцы.

– Не психуй так, крошка, у меня к тебе деловой разговор.

– Пошел вон!

Но он лишь улыбался и шляпу в руках вертел.

– Думаешь, я не знаю, что Гарри хочет кинуть нас с Бенни? Ну, за Бенни я не сильно волнуюсь, а за себя очень даже. И собираюсь объяснить это Гарри.

– Не понимаю, о чем ты?

– Да ну? – Голландец достал из нагрудного кармана толстую сигару, вставил в свои толстые губы, прикурил серебряной зажигалкой. – Правда не понимаешь?

– Да. И если ты отсюда не уберешься, то я…

– Что? Копов вызовешь? Когда у тебя на хазе сорок штук из Уопаки? Не смеши, крошка, послушай лучше. Гарри не дурак и еще до Уопаки прикинулся, что у вас с ним все кончено, а мы с Бенни, как последние лохи, позволили ему унести все бабло с собой. Не известно, где он теперь, зато я знаю, где лежат эти сорок штук. Тут они.

– Спятил ты, что ли, тупая скотина…

Ходил он, может, и медленно, но Клэр к себе дернул просто мгновенно, я мигнуть не успел. И рот ей зажал. Ну что прикажете делать с таким амбалом? В гостиной есть только легкая кочерга у камина. Я стал пробираться к ней, пользуясь тем, что Голландец стоял ко мне спиной. Он продолжил спокойненько, точно у них речь о погоде шла:

– Я сейчас уберу руку, а ты мне скажешь «да» или «нет». Первый вариант: бабло забираем мы с тобой, и Гарри больше здесь не живет. Второй тебе не понравится.

Я уже добрался до кочерги и взял ее в руки. Господи, да она вообще ничего не весит! Одна видимость, декорация, ей угли и то нельзя размешать. А подставки для дров привинчены намертво. Я читал где-то про один прием джиу-джитсу: бьешь ребром ладони по шее параллельно челюстной кости, чуть ниже ее. Парализовать можно, а то и убить.

Попытаться, в общем, стоило. Я бесшумно выдвинулся на позицию, занес кочергу и сказал:

– Заканчивай, Голландец!

Он отпустил Клэр и повернул ко мне голову как раз под нужным углом, тут я ему и врезал. Прямо по той пунктирной линии, которую прочертили бы на его шее в учебном пособии. Клэр упала, он тоже. Ваза на камине рухнула и сбила вторую рюмку с ликером. Останутся-таки пятна на бордовом ковре.

Я подумал о револьвере – кто знает, надолго ли вырубился Голландец. Тупорылый полицейский кольт лежал не в кобуре, а в пиджачном кармане, и с ним я почувствовал себя гораздо увереннее. Стоя на четвереньках, Клэр смеялась как ненормальная, непонятно с чего – истерикой это не было.