— Я не хочу работать на тебя, — сказала Габи уверенно. — Я хочу сделать карьеру сама.

— Ты сможешь это сделать и все равно часто видеться со мной.

— Где?

— В основном здесь, — сказал он. — А когда в Зетлехане все нормализуется, я смогу проводить больше времени с тобой и Лючией в Риме…

— Ты имеешь в виду — когда ты женишься и родится наследник?

— Да.

Даже если ее такая жизнь приводила в ужас, он был так воспитан.

— Когда так поступил твой отец, тебе это не понравилось, — отметила она.

— Тогда я не знал, что и он, и моя мать организовали все к своему комфорту. — Он коротко рассказал, как узнал, что мать вела куда более счастливую жизнь, чем он думал. — А мы можем все сделать еще лучше.

Он умел подсластить пилюлю; сейчас, когда ветра трепали стены шатра, Габи почти могла представить здесь свою маленькую семью. Но потом она вспомнила, как Флер сидела в одиночестве; подумала обо всех, кого ранит их запретная любовь.

— Я не стану так поступать с твоей женой, — сказала она. — И с нашим ребенком.

— Ты лишишь ее возможности видеться с отцом?

— Ни за что, — сказала Габи. — Ты сможешь навещать ее когда захочешь.

На словах она была смелее, чем в мыслях; но Алим и не оставил ей времени подумать.

— Я хочу, чтобы ты переехала в «Гранде Лючию».

— Ты же ее продаешь.

— Бастиано не станет выгонять гостей. Ты переедешь туда немедленно.

— Нет. — Алим пытался втянуть ее в свой мир, но она не собиралась этого ему позволять. — Я не стану твоей любовницей или фавориткой.

Она перевернулась на бок, спиной к нему.

— Габи, только подумай…

— Нет. — Она плакала; Алим лишал ее сил. — Ты что, не слушал, что я говорю?

— Я все слышал, — Алим прижался к ней сзади, обнимая за талию и касаясь губами рта, — но я думаю, что нам нужно еще поговорить.

В этой позе нельзя было не заметить твердость, прижимающуюся к ней сзади, и Габи понимала, что скоро повторится восхитительное слияние. Не на один раз, а на всю жизнь…

— Нет. Я должна вернуться к дочке.

Наедине с ним, в пустыне, она чувствовала себя потерянной и несдержанной. Она приняла решение.

— Я не стану твоей фавориткой.

Несмотря на принятое решение, его ласка могла переубедить ее. Поэтому Габи выбралась из широкой постели, прежде чем снова поддалась его чарам.

— Вернись в кровать, — сказал Алим.

Он раскинулся на покрывалах, обнаженный, прекрасный; Габи никогда не было так тяжело сопротивляться требованию.

— Я снова лягу с тобой в постель, только если стану твоей женой.

— Женой? — по тону Алима было очевидно, что это невозможно. — Я тебе предлагаю…

— Я не хочу становиться твоей фавориткой, Алим.

— Ну же, — сердито возразил он. — Ты хочешь, чтобы я разрушил столетия исторической традиции только ради тебя?

Несколько месяцев назад она отступила бы, извинилась бы за излишнюю напористость. Но теперь у нее был ребенок, о котором надо было заботиться.

Хотя он и не предлагал ей свою любовь, но эта любовь делала ее сильнее.

— Я не просто этого хочу, — решительно ответила она. — Я на этом настаиваю.

— Вот как, правда?

— Да. А сейчас я хочу уехать.

Алим не двигался.

— Я сказала…

— Я тебя слышал.

Он поднялся с кровати; и реальный мир вторгся в пределы их уединенного убежища, когда Алим взял телефон.

— Вертолет прибудет в течение часа.

Габи облегченно выдохнула; но облегчение было коротким.

— А теперь, — сказал он, — возвращайся в постель.

Возвращение в Рим должно было бы быть прекрасным. Габи снова взяла дочь на руки; забрала ее из дома матери в свою квартиру и опустила шторы, чтобы отгородиться от мира в их маленьком убежище.

Но покой был хрупким и в любой момент мог быть разрушен — и будет разрушен, в этом Габи не сомневалась.

Шли дни. От Алима ничего не было слышно, но отсутствие связи не приносило облегчения. Она знала, что Алим будет пытаться добраться до нее. До них.

Семь дней солнце вставало на востоке, как положено, и садилось на западе, но расстояние и время не успокаивали Габи. Она знала, что Алим стремится быть близким к семье; он настаивал на поддержании связи со сводным братом Джеймсом, несмотря на неодобрение отца.

А Лючия — его дочь.

Если Габи хотела устоять перед напором Алима, то ей нужна собственная жизнь. Нужно иметь возможность заботиться о дочери достаточно, чтобы она не зависела от него одного. И начинать нужно было немедленно.

— Я надеялась на более конкретную информацию! — Бернадетта была совсем не в восторге от немногочисленной информации, которую привезла из Зетлехана Габи. — Когда будет свадьба?

— Султан Алим не уверен, — ответила Габи и посмотрела на Бернадетту в упор. — Я думала… — Голос прозвучал неуверенно, и Габи поправилась: — Ты знаешь, что я давно хочу работать самостоятельно.

— Ну вот, опять. — Бернадетта закатила глаза. — Мне напомнить об условиях…

— Бернадетта, — перебила ее Габи. — Я шесть месяцев не могу нанимать твои контакты. Но они могут нанять меня.

— Тебя? — Бернадетта издала презрительный смешок.

— Роза возьмет меня на работу хоть завтра. Я много лет работала на нее. Честно говоря, пока Лючия маленькая, несколько месяцев размеренного графика выглядят весьма привлекательно. И конечно, у некоторых клиенток Розы еще нет организатора свадьбы…

Бернадетта заморгала в шоке, но быстро оправилась.

— Ты и пяти минут не продержишься в этой профессии без меня.

— Думаю, что продержусь намного дольше, — ответила Габи. — Вот и проверим. Не прямо сейчас, конечно; я только что вернулась из декретного отпуска, поэтому по закону обязана…

— Габи, это все глупости, — перебила ее Бернадетта. — Нам предстоит королевская свадьба…

— Нам? — уточнила Габи. Бернадетта впервые признала ее важность для бизнеса, и для этого потребовалась угроза ухода. — У «Матримони ди Бернадетта» есть потенциальный контракт. У меня маленький ребенок. Бернадетта, думаю, что мы можем быть хорошими партнерами, но только при определенных условиях.

— Габи, ты слишком далеко замахиваешься, — заявила Бернадетта.

— Нет, — покачала головой Габи. — Я замахиваюсь именно на то, чего заслуживаю.

— Бастиано Конти отозвал свое предложение, — сообщила Виолетта Алиму.