Сейчас де Ветт сидел за рулем, Фитцуотер сидел рядом, уже выспавшийся и мрачный. Хотелось кофе, но термос был пуст. И бутербродов тоже не было.

– Норм…

Фитцуотер зевнул так, что чуть не вывихнул челюсть.

– Что?

– Скажи… А ты на пляжах Малибу был?

– Был, конечно. Я там спасателем одно время подрабатывал.

– И как там?

– Как-как… Песок, море… Мусора много. Солнце.

– Не… Я про телок.

– Телки как телки… Правда, предпочитают купальник без верха.

– И чо?

– Чо чо?

– Ну… удавалось тебе?

Фитцуотер снова зевнул.

– Да запросто. Под вечер многие ищут, с кем бы расслабиться. Там с этим нет проблем, не то что у вас.

– Да… у нас тут еще те… штучки.

– Я знаю. Восточное побережье…

Стук в стекло прервал сладостные воспоминания. Рик посмотрел – какой-то детина остановил пикап так, что пассажирское сиденье было как раз напротив водительской двери фургона. Детина на вид был типичным фермерским сынком.

Стекло «Доджа» плавно скользнуло вниз.

– Что случилось?

– Сэр, вы стоите напротив моего дома. Мне негде припарковаться.

Агент де Ветт кивнул.

– Сейчас отъеду.

Рука легла на руль и… зловещий лязг затвора помпового ружья обратил его в соляной столб, в камень…

– Управление шерифа! Не двигаться! Сэр, обе руки – на приборную панель!

Фитцуотер дернулся – и замер. Со стороны пассажира стоял еще один мужчина, направляющий на него «кольт» правительственной модели.

– Это ошибка, мы…

– Молчать! Есть кто-то в фургоне?

– Нет, мы федеральные служащие.

– Держать руки на виду! Не двигаться!

Мужчина, стоящий со стороны пассажира, дернул за ручку двери, отошел в сторону, не сводя с Фитцуотера дуло пистолета.

– Выходим! Без резких движений!

– Парни, мы на одной стороне.

– Разберемся!

«Летающая тарелка» – один из самых модных ночных клубов Варшавы – обрел свое название потому, что и в самом деле там была летающая тарелка. Хозяин клуба, капитально перестраивая полицейский участок, сожженный во время беспорядков 1981 года, сделал этакую… инсталляцию, как модно сейчас говорить. Некоторые торговцы, торгующие авто, выделяют свое здание автомобилем, либо въезжающим в кирпичную стену, либо выезжающим из нее. Здесь же было круче – в качестве козырька посетителям служила врезавшаяся в здание на уровне второго этажа летающая тарелка. От дождя, если тот случался, она защищала не очень, но выглядело круто.

Граф Ежи просто поражался, откуда у его новой подруги берутся силы. Вот уже вторую ночь он не смог нормально поспать и часа, урывая недостающее малыми кусками на службе, отчего даже отец заметил, что он не ходит, а ползает, как сонная муха. Елена же, несмотря на то что они творили по ночам, утром выглядела свежей и отдохнувшей, а сегодня она еще потащила его в этот проклятый клуб. Представить друзьям, как сказала она. В принципе граф сначала хотел отказаться – но потом все же подумал, что это будет нелишним. Мало ли кто там… подвисает, или как там они говорят, в этом клубе, и пусть все знают, что место занято. Никогда никто из мужчин рода Комаровских не делил свою женщину с кем-то.

Так же, как многие заведения в центре Варшавы, «Летающая тарелка» расположена была на самой обычной улице, довольно широкой, и стоянки там не было, ни охраняемой, ни какой-либо другой. Да рядом еще несколько работающих по ночам клубов. Поэтому машины стояли припаркованными в совершенном беспорядке по обе стороны улицы, порой в два ряда, так что ни пройти, ни проехать. Граф Ежи уже пожалел, что взял свою «Мазератти» – пусть она была здесь как нельзя уместна, но запросто могло статься, что какой-нибудь набравшийся придурок, выезжая на дорогу, заденет ее. Или у кого-то с сомнительным чувством юмора хватит ума порезать тент. В общем и целом граф Ежи, выбирая место для парковки (довольно далеко, чуть ли не в двух кварталах от клуба), дал себе зарок оставить эту машину в покое и найти себе что-то попроще и понеприметнее…

«Летающая тарелка» походила на клубы для быдла в Санкт-Петербурге, в которых граф Ежи бывал, и не раз: бьющие по глазам вспышки стробоскопов даже на улице, двое здоровенных одетых в кожу громил на фейс-контроле (чудовищная безвкусица), бьющая по ушам музыка – под которую только быдло и может развлекаться. В Санкт-Петербурге, как ни странно, такие клубы любили посещать молодые и не очень дамы высшего света, предпочитавшие сохранять инкогнито, – там они выбирали себе кавалеров помоложе. Граф Ежи тоже бывал в таких, потому что дамы из высшего света были его слабостью; если они ударялись в разврат, то остановить их было невозможно. Но особого удовольствия от таких клубов он не получал. Потому что не был быдлом.

Слово «быдло», которое кто-то сочтет оскорбительным и даже ругательным, для графа Ежи Комаровского и таких, как он, не было ругательством и просто обозначало суть человека. Не может ведь ругательством быть слово «собака». Собака – она собака и есть. Вот и быдло – люди с низким, недостойным шляхты образованием и воспитанием, с низкими запросами и устремлениями. Человек мог быть богатым, и даже очень богатым, но он от этого не переставал быть быдлом, даже если приобретал золотой «Роллс-ройс» или строил «фамильное имение» о пяти этажах. Суть быдла в том, что оно всегда голодно. С детства оно росло голодным, оно не могло получить надлежащего образования и воспитания, и теперь, при малейшей на то возможности, оно любыми способами пытается выделиться из серой толпы и показать себя чем-то более значимым, чем оно есть на самом деле. Голод и память о пережитом в детстве голоде заставляют его жить жадно и напоказ, постоянно что-то доказывая себе и другим. В то же время шляхта, аристократия, дворяне ничего и никому не пытаются доказать. Они знают свое место и знают себе цену, многие из них настолько богаты, что могут не заботиться о деньгах и посвятить себя служению тому, что они считают праведным. А быдло не служит – быдло жрет. Вот поэтому быдло предпочитает если музыку – то такую, чтобы стены дрожали, если дом – так о пяти этажах, если машину – так обязательно позолоченную. Это те, кто дорвался. А те, кто не дорвался – таких подавляющее большинство, – исходят в бессилии злобой и, выбиваясь из сил, тянутся, пытаясь сделать так, чтобы их заметили. Хотя бы по музыке, гремящей из окна в два часа ночи.

Через фейс-контроль нашу парочку пропустили, не особо проверяя, – графиню Елену тут хорошо знали. На первом этаже «Летающей тарелки» была танцплощадка, на втором – бар со спиртным, комнаты для тех, кто хм… хочет продолжить так удачно завязавшееся на танцполе знакомство, и, как поговаривали, подпольное казино с большими ставками. Азартные игры на большей части территории Российской империи запрещены, и, по мнению графа Ежи, это правильно. Поляки – азартный народ, разреши им – продуют весь родовой капитал за зеленым столом.