– Все, я пошел, – хмуро сказал отец. – Обратно на такси доедете. Вы ж теперь миллионерши.

– Шаурму в ларьке купи, слышь, Степка? – крикнула ему вслед мама. – В обед-то не поел. Только не бери свинину. Говорят, они ее из собак делают.

Я вздохнула и стала вынимать из сумки миллионы. Мы все-таки решили их пересчитать. И заплатить за эту услугу банку.

– За что такие деньги дерут? – возмущалась мама. А я поняла, почему отец так поспешно ретировался, а кассирша в офисе огрызалась. Деньги считали долго, несколько раз машинку заедало. Под конец процесса мы с мамой совсем выдохлись.

У меня сосало под ложечкой от голода, мама держалась стоически. Когда миллионы оказались наконец в ячейке, я воспрянула духом, увидев свет в конце тоннеля. Но тут мама хлопнула себя по лбу:

– Чего ж мы себе-то денег не взяли? Дома холодильник пустой. У тебя небось тоже.

Я чуть не взвыла. Надо опять тащиться в ячейку! Как же мне хорошо жилось без этих миллионов! Вот возьму сейчас и повторю судьбу Майка Кэррола! Как я его теперь понимаю! Но рядом была мама, которая не дала мне скатиться в пропасть. Мы взяли по пятьдесят тысяч, после чего мама отобрала у меня ключ от ячейки.

– Все равно в хранилище пустят только меня и по моему паспорту, – заметила я.

– Зато я буду знать, когда ты туда пойдешь.

Так мы поделили власть. Я не могла зайти в хранилище без ключа, а мама без меня и моего паспорта. На улицу мы вышли вместе, и я перевела дух: этот дурдом наконец-то закончился. У меня в сумочке лежали пятьдесят тысяч рублей.

– Такси возьмем? – спросила я у мамы.

– Еще чего! Тут до метро минут десять, не больше.

И мы потащились к метро. Как назло, в этом районе шла активная стройка, и ни одного ларька с едой! Даже с минералкой и чипсами! Поэтому, увидев Макдоналдс, я прослезилась от умиления.

– Будешь чизбургер? – спросила я у мамы.

– Не ем я этой дряни, – отмахнулась та. – У дома в «Пятерочку» зайду. Там сегодня акция на докторскую колбасу.

Я вздохнула. Миллионы ничего в нашей жизни не изменили. Быть может, надо к ним привыкнуть? Пока моей фантазии хватило только на двойной ролл с чем-то там. Он был самый дорогой в меню. А мама в это время ехала в метро, торопясь застать акцию на колбасу.

…Вечером я позвонила Климу. Спросила:

– Качалов, когда мы едем?

– Не передумала?

– Нет.

– Тогда встречаемся завтра на автовокзале в шесть утра. Не рано для тебя? – ехидно спросил он.

– Я вовсе не неженка. Раньше по два часа в один конец ездила на работу. Догадываешься, во сколько мне приходилось вставать?

Он вздохнул:

– До завтра.

Я встала в пять, наскоро выпила кофе, оделась поудобнее, и, стараясь не разбудить соседей, прокралась в прихожую. Без десяти шесть я стояла на автовокзале, ежась от пронизывающего ветра. Было темно и уныло. Народ еще не валил активно на работу, а в потоке машин на шоссе виднелись прогалины. Самое гнусное время в Москве: заря нового рабочего дня да еще в середине недели. Новогодние каникулы позади, до 23 февраля далеко, погода дрянь, день короткий, ночь длинная, на улицах повсеместно обдирают гирлянды и гасят праздничную иллюминацию. Такое ощущение, что и с твоей души сдирают мишуру, а без нее внутри пусто и неприглядно.

– Билеты взяла?

Я вздрогнула. Клим! И покачала головой:

– Нет.

– Боялась, что я не приду?

Ха! Не придешь! А триста тысяч? Я молча пошла к кассе. Народу было мало и билеты дали без мест.

– Сядь на другую сторону, – посоветовал Клим.

– Почему?

– Здесь будет солнце.

Как потом оказалось, он угадал. И я впервые что-то к нему почувствовала. Он проявил обо мне заботу, оценил мою проблему, дал понять, что мои страдания ему не безразличны. Мой бывший муж ничего ко мне не проявлял. Мне все время казалось, что я его раздражаю одним своим присутствием. А от мужчины хочется тепла. Каких-то знаков внимания, хочется, чтобы он дал понять свою силу и твою слабость…

– Чего стоишь? – Качалов толкнул меня в бок. – На дворе холод собачий. А в салоне тепло. Лично я замерз.

Я очнулась и полезла в автобус. Размечталась! Какой-то мальчишка с вихром на макушке и веснушками на курносом носу! Я-то хоть замужем была!

Дорогу туда я не помню. Мы оба спали. А когда водитель сказал:

– Зубовск! – Моя попа прямо-таки приросла к сиденью.

Не хотелось вылезать из теплого автобуса. Голова моя то и дело падала на плечо Клима, и, в конце концов, там и осталась. Он не возражал, и даже укрыл меня своей курткой. И вот теперь мне надо идти туда не знаю куда, за тем не знаю чем. У нас есть Инет, есть карта, есть кое-какая информация об этом Зубовске. Но все равно не по себе.

Ежась, я вылезла из автобуса. И стала неуверенно озираться по сторонам. Автобус отсалютовал мне в нос выхлопными газами и исчез. Я затосковала и вцепилась в Качалова. Передо мной были пустые торговые ряды, а за ними тянулись серые сопки унылых пятиэтажек. Горного хребта новостроек за ними не наблюдалось, приглядевшись, я поняла, что сразу за этими «сопками» густо торчат пеньки неказистых частных домов. Из печных труб тянулся сизый дымок, город постепенно просыпался.

– Идем, – потянул меня за руку Качалов.

Школу мы нашли быстро. Да и чего там искать? Это вам не Москва.

– Деревня, – высказался Клим. Я уныло кивнула.

Каникулы уже кончились, и на входе нас встретил хмурый, как грозовая туча, охранник:

– Вы куда?

– К директору, – ляпнула я.

– Родители, что ли?

Мы с Качаловым переглянулись. Поскольку оба не знали, что сказать, за нас все придумал охранник:

– В первый класс – это к завучу. И насчет подготовительных курсов. Что-то я вас раньше не видел. Переехали, что ли?

– Ага, – кивнул Клим.

– Издалека?

– Из Сибири, – вырвалось у меня. Что-то мне подсказывало: москвичей здесь не любят.

Зато «сибирякам» радушно предложили пройти на второй этаж и даже не спросили фамилии. Я поняла, что в провинции живут люди незлобные и доверчивые. Попробуйте вы проникнуть в московскую школу даже с паспортом! У нас повсюду кордоны и полицейские с овчарками. Вынюхивают взрывчатку и наркотики. И по сто раз в день вам напоминают о том, что увидев бесхозную вещь, надо тут же бежать в полицию. Такое ощущение, что столица на осадном положении, и непонятно, чему завидуют все те, которые здесь не живут.

Мы с Качаловым были настолько в шоке от непривычного нам менталитета, что нас чуть не сшибли с ног рванувшиеся на перемену школьники.