— Это «Armani»? — спросил я, чтобы хоть что-то спросить.

Во рту у меня пересохло, и вообще я нуждался в хорошем глотке чего-нибудь крепкого и общеукрепляющего. Она мельком взглянула на свой костюм, и мило пожала плечами. Улыбнувшись, ответила:

— Вообще-то этот костюм от «Dolce Gabbana». Это считается сейчас более… приличным. Но «Armani» я тоже люблю. А вы знаток, месье Дюпре?

— Н-не совсем… То есть — нет. Я скорее любитель, — еще не очень воспринимая происходящее, ответил я.

— Ну, что ж… Возможно, я соглашусь на ваше любезное приглашение поужинать, и тогда у нас будет достаточно времени, чтобы обсудить это подробнее. Но пока… У меня к вам дело, месье Дюпре. И я хотела бы поговорить именно о нем. Присаживайтесь. Что вы будете пить? — По-французски она говорила без малейшего акцента.

— Да… Виски со льдом, пожалуйста, — машинально ответил я, возвращаясь на ранее облюбованное кресло.

Первое ошеломление почти прошло, и я потихоньку начинал рассуждать здраво. Эта девица напором была сродни африканскому носорогу. Похоже, что их обоих остановить можно лишь снарядом. Это прелестно, но какого черта? Почему она меня знает, а я ее — нет? И с какой стати она все время приписывает мне какие-то намерения и побуждения? Ужинать я ее пригласил, в офис сам напросился — нет, с этим бардаком пора заканчивать. В комнату неслышно вошел давешний «мальчик» в пиджаке, поставил передо мной передвижной бар с бутылкой «Longmorn» и, подав хозяйке высокий бокал с соком, так же тихо удалился. А я начал производить сложные манипуляции со стаканом, льдом и бутылкой, честно говоря, попросту затягивая время. Как тянуть паузу — уж этому я в театре научился. Некоторое время она молчала, отпивая маленькими глоточками сок и забрасывая меня проницательными взглядами. Наконец, не дождавшись проявлений моей активности, синьорина решила взять быка сама. Прямо за рога, здесь и немедленно. Один — ноль, в мою пользу.

— Наверное, я позволила себе лишнее, пригласив вас таким… экстравагантным способом. Но, поверьте, у меня не было другого выхода. Мне действительно нужна ваша помощь.

— Серьезно? Вам — моя помощь? Как здорово! — весь сгорая от энтузиазма, восхищенно воскликнул я. — Вот только… Почему вы решили, что я — это я? И что я могу вам оказать какую-то помощь? А самое главное — с чего вы взяли, что я горю желанием помогать очень красивой, но совершенно незнакомой женщине?

Она поморщилась. Очевидно, разговор пошел не совсем так, как ей это представлялось. В очередной раз окутав меня волшебным взглядом своих глаз, синьорина произнесла:

— Вас случайно узнал один мой… знакомый. Скажем так. Фамилия «Дюпре» известна далеко за пределами Франции. А связав появление Андре Дюпре, о котором мой знакомый слышал много странного и интересного, с некоторыми событиями из миланской жизни, я решила, что мы вполне можем сотрудничать. Ведь, насколько я понимаю, вы здесь не случайно?

— Абсолютно случайно, — заверил я. — Вы что-то говорили о событиях в миланской жизни? Продолжайте, прошу вас. Это очень интересно.

Она резко поставила бокал и встала. Порывисто прошлась по комнате. Остановилась, развернулась на месте и буквально-таки вперила в меня свой огненный взгляд. Но увы… Я уже окреп, пообвыкся, и все эти штучки совершенно перестали меня занимать. Вот если она попробует упасть в обморок, тогда другое дело. Никогда не видел, чтобы живые и здоровые женщины падали без чувств. Только в кино. Наверное, это жутко интересно.

Она все поняла. Паола Бономи была не только очень красивой женщиной. Она при этом умудрялась оставаться женщиной очень умной, и своими внешними данными пользовалась лишь тогда, когда считала противника недостойным серьезной схватки. Это я, правда, узнал гораздо позже.

— Хорошо. — Она совершенно спокойно села, и небрежно закинув ногу на ногу, закурила длинную сигарету. — Признаться, я тоже не люблю вести дела ТАК… Поговорим спокойно. — Она ослепительно улыбнулась. — По-мужски. Да?

Я кивнул. От обольстительной девицы не осталось и следа. Передо мной сидела хладнокровная, умная, хитрая и по-прежнему очень красивая хищница.

— Вряд ли вы знали моего отца, месье Дюпре. Хотя… Витторио Данци? Вам ни о чем не говорит это имя?

Щелк! Словно что-то переключилось в моей голове. Это имя я знал. Нет, с самим доном Витторио я, естественно, не был знаком. Но несколько лет назад в какой-то желтой газете мне попалась статья. В ней довольно бойко описывались события, произошедшие после его внезапного самоубийства в одной из римских тюрем. Юная дочь синьора Данци железной рукой собрала воедино начавшую было расползаться империю отца. «Крестного отца», потому что дон Витторио являлся едва ли не центральной фигурой в теневой экономике Италии. Наследница сумела даже кое в чем превзойти папочку, подмяв под свой контроль несколько более мелких группировок и физически устранив большинство конкурентов. И вот эта милая дочурка сидит напротив меня и рассуждает о каких-то наших с ней общих интересах. Да, господа, жизнь — предельно забавная штука. Я сидел с совершенно невозмутимым лицом, ничем не выдавая внезапного озарения. Она продолжила:

— Не говорит… Простите, месье Дюпре, я вам не верю. Но это неважно. Мы друг друга понимаем, это главное. — Она аккуратно затушила сигарету. — В начале этого года я провела одну очень крупную финансовую операцию. Были вложены большие деньги. Все прошло успешно. Для проведения этой сделки я воспользовалась услугами моего старого и доброго знакомого. Естественно, что все детали были известны не только мне, но и ему. Мы вполне друг другу доверяли, но… Вмешалась третья сила. Моим поверенным внезапно заинтересовались американцы. — Она немного помолчала, а затем произнесла жестко и коротко, как приговор: — Американцы из ЦРУ. Я не знаю, что им нужно от него. Но я точно знаю, что если хотя бы малая часть той информации, которой он располагает, станет достоянием гласности… В Италии произойдет чересчур много изменений. Нежелательных изменений. Вы понимаете?

Я кивнул. Призрачно все. В этом мире бушующем. На возможные изменения в Италии мне было глубоко наплевать. Но я догадался, как зовут ее «старого и доброго знакомого». Возможно, мы и найдем в этой куче дерьма что-нибудь родное нам обоим. Очень возможно.

— Простите, мадемуазель Бономи, но я не совсем понимаю, какое я имею отношение к вашим трудностям. — Вальяжно развалившись в кресле, я изо всех сил демонстрировал, как мне все это неинтересно.

— Самое прямое, синьор Дюпре. — Жестко сказала она, мило при этом улыбнувшись. Очаровательная женщина. — Это не мои трудности. Это — наши трудности. У меня много друзей. И один из них сообщил мне, что финансовая группа, контролируемая вашим отцом, также вела дела с моим поверенным. Вы хотите, чтобы я назвала его имя? Или и вы, и я понимаем, о ком идет речь?

— Нет, — покачал я головой, — не понимаем. Назовите его имя, будьте добры. У вас такой красивый голос.

— О'кей, — согласилась она. — Давид Липке. Я права?

— Возможно, вы в чем-то и правы. А возможно и нет. — Я пошел в атаку, все мне надоело. — Не я к вам пришел — вы ко мне. Я турист. Я наслаждаюсь вашим городом. До тех пор, пока вы не расскажете мне что-нибудь стоящее, я буду оставаться туристом. Если вас этот вариант не устраивает, потрудитесь проводить меня до выхода и забудьте о нашей встрече. А если вам все же есть, что мне рассказать, то начинайте, синьорина Бономи. Мы беседуем уже полчаса, но кроме того, что вы красивая женщина и волнуетесь за своего друга, я пока ничего не понял.