Он послушно раскрыл книгу и упёрся взглядом в название сказки: “Щелкунчик и мышиный король”.

— Я хочу показать тебе видеозапись прекрасного балета Петра Ильича Чайковского, — сообщила Хрусталёва. — Но ты гораздо лучше поймёшь его, зная текст, который лёг в основу либретто.*

Пашка скептически искривил губы и незаметно поморщился. Вот только Чайковского ему ещё и не хватало!

Между тем Ксения Андреевна достала видеокассету и благосклонно кивнула Пашке:

— Читай вслух. С самого начала.

– “Двадцать четвёртого декабря детям советника медицины Шальб… Штальбаума весь день не разрешалось входить в проходную комнату…” — с покорной обречённостью забубнил Пашка.

— Не так. С чувством, с толком, с расстановкой, — покачала головой балерина.

“Двадцать четвёртого декабря детям советника медицины Штальбаума весь день не разрешалось входить в проходную комнату, а уж в смежную с ней гостиную их совсем не пускали. В спальне, прижавшись друг к другу, сидели в уголке Фриц и Мари. Уже совсем стемнело, и им было очень страшно, потому что в комнату не внесли лампы, как это и полагалось в сочельник. Фриц таинственным шёпотом сообщил сестрёнке (ей только что минуло семь лет), что с самого утра в запертых комнатах чем-то шуршали, шумели и тихонько постукивали. А недавно через прихожую прошмыгнул маленький тёмный человечек с большим ящиком под мышкой; но Фриц наверное знает, что это их крёстный, Дроссельмейер. Тогда Мари захлопала от радости в ладоши и воскликнула:

— Ах, что-то смастерил нам на этот раз крёстный?..”

Пашка не заметил, как Хрусталёва вставила кассету в видеомагнитофон и нажала на кнопку воспроизведения. Опомнился от звуков музыки — дирижёр взмахнул руками, и оркестр заиграл увертюру.

Сердце вдруг болезненно сжалось, превратившись в комок, и Пашку буквально затопило воспоминаниями… Он вспомнил вкус любимого лимонного пирога, который мама всегда готовила на Новый год, ощутил запах мандаринов и шоколадных конфет, увидел и почувствовал себя дома — под эту самую музыку из телевизора… Пашка жадно впился в экран глазами.

На сцене стемнело и пошёл снег, удивительно реалистичный — Пашка почти не видел снега в Таганроге, зимы на юге были грязные и слякотные, но этот выглядел совсем как настоящий. Между тем в доме Штальбаумов стали собираться разряженные в пух и прах гости, а потом вспыхнул яркий свет — и Пашка увидел роскошную сияющую ёлку, а также танцующих дам с кавалерами, среди которых радостно скакали девочки с куклами и мальчики с игрушечными сабельками. Пашка с удивлением осознал, что это действительно дети — очевидно, учащиеся балетной академии. Обычные мальчишки и девчонки, его ровесники, может чуть постарше. Как уверенно и ловко держались они на сцене! Как задорно и весело улыбались! Звуки чудесной музыки вызывали у него кучу мурашек, Пашка реально забыл, как дышать. На сцене находилось много мужчин, и в том, как они двигались, не было ничего смешного или нелепого, как представлялось ему раньше. Да, это было странно, необычно, но… очень красиво.

Когда первое действие закончилось, Хрусталёва остановила видеозапись.

— Остальное досмотрим завтра, сейчас и в самом деле уже поздно…

Околдованный, зачарованный Пашка чуть не застонал от досады. Вальс снежинок всё ещё стоял у него перед глазами: по сцене порхали балерины — лёгкие, невесомые в своих бело-голубых нарядах, словно зефирки, а в самом центре этой снежной вьюги оказались Мари и… нет, уже не уродливый Щелкунчик, а прекрасный Принц!

— Я подумываю о том, чтобы поставить фрагменты этого балета для новогоднего концерта в нашем ДК, — небрежно, будто бы вскользь, заметила Хрусталёва. Пашка тут же проглотил наживку и навострил уши. Повторить это волшебство? Эту магию? Да возможно ли?!

— Разумеется, не так, как в Большом театре, — засмеялась Хрусталёва. — Но всё, что в наших силах… распределим роли, подготовим костюмы…

— А можно, я буду играть роль Щелкунчика? — услышал Пашка чей-то взволнованный голос и не сразу сообразил, что он принадлежит ему самому.

Новый год ассоциировался у Павла с тремя вещами — нет, даже не с “Иронией судьбы”, оливье или запахом хвои, как у большинства его соотечественников.

Во-первых, с “Щелкунчиком”. Самым любимым, самым новогодним, самым волшебным балетом, который навсегда стал для Павла особенным. Именно этот спектакль открыл ему дверь в балетный мир по-настоящему — так, что уже невозможно было повернуть назад…

Во-вторых, с Милкиным днём рождения. Павел всегда старался порадовать подругу, помня о том, как она переживает из-за украденного у неё и поделённого на всех праздника.

А в-третьих… с некоторых пор сюда добавилась ещё одна горько-сладкая ассоциация. Воспоминание, которое неизменно отзывалось в нём тихой и нежной болью. Их единственная ночь с Милкой, которую они провели вместе по-настоящему, как парень и девушка. В то самое тридцать первое декабря, когда ей исполнилось восемнадцать.

___________________________

* Либретто в балете (от итал. libretto — “книжечка”) — изложение сюжета балета в программе спектакля, которое помогает зрителю лучше понять происходящее на сцене действие.

Москва, 31 декабря 2015 года

В тот день ему просто невероятно, сказочно, феерически повезло.

Несмотря на то, что Павел официально числился во втором составе “Щелкунчика”, он прекрасно понимал, что как минимум в ближайшие пару лет его реальные шансы выйти на сцену и станцевать главную партию в этом спектакле равны нулю. В роли Щелкунчика с неизменным успехом блистал Марсель Таиров, который не собирался заниматься благотворительностью, уступив своё место какому-то сосунку, вчерашнему выпускнику хореографической академии.

Так вышло бы и на этот раз, если бы не фантастическое стечение обстоятельств: буквально за несколько часов до спектакля премьер угодил в небольшое ДТП, и хотя там не было его вины, всё равно пришлось задержаться на месте аварии, из-за чего спектакль оказался под угрозой срыва.

Это был потрясающе эффектный и красивый ввод нового солиста в представление. Павел не мог поверить своему счастью и танцевал в тот вечер, как никогда прежде не танцевал на репетициях. Заразившись его искрящимся фонтанирующим вдохновением, публика буквально искупала нового Щелкунчика в цветах и овациях.

Всё ещё находясь в радостном возбуждении после спектакля, воодушевлённый, окрылённый и невыразимо счастливый Павел набрал номер Милы, чтобы извиниться за опоздание и заверить, что вот-вот подъедет. Она собиралась отмечать свой день рождения, а заодно и Новый год, с друзьями в клубе, и Павел тоже входил в число приглашённых. Однако подруга ответила на звонок, рыдая взахлёб, и по её бессвязным маловразумительным восклицаниям и всхлипываниям он понял, что празднование отменилось. И вообще жизнь кончена, потому что Милку бросил парень! Вот только что, буквально полчаса назад.