— Где ты сейчас? — спросил он, боясь, что она сгоряча может натворить всяких глупостей или снова вляпаться в какие-нибудь неприятности. Мила вообще была мастерицей найти приключений на свою бедовую задницу.

— Дома, говорю же… — отозвалась она, продолжая плакать. — Я никуда не поехала, потому что не хочу никого видеть… Пью шампанское и мечтаю сдохнуть.

— А родители где?

— Они в Подмосковье на турбазе, вернутся только второго января. Я совсем-совсем одна-а-а… — Мила, судя по всему, снова залилась слезами, потому что голос её жалобно дрогнул и прервался.

— Я бы к тебе сейчас приехал, — сказал он неуверенно, — но ты ведь не хочешь никого видеть.

А она вдруг обрадовалась как ребёнок.

— Серьёзно? Пашечка, ты правда можешь приехать? Честно-пречестно? Тебя я всегда рада видеть, “никого не хочу” — это же я про всех остальных… Было бы здорово, правда. А что, у тебя нет других планов на Новый год?

— Ты там, похоже, от горя окончательно потеряла способность соображать, — рискнул пошутить он. — Ну какие ещё планы? Я должен был встречать Новый год с тобой и твоей компанией в клубе. Что мне теперь делать там без тебя?

— Тогда приезжай, — повторила она, — приезжай поскорее!

— Привезти что-нибудь поесть? — спросил Павел. — Вообще-то я голодный.

— Не надо, дома полный холодильник. Лучше купи ещё шампанского. Хочу упиться просто в хлам, если ты не возражаешь.

— Я буду пить с тобой. Правда, у меня другой повод… более радостный. Расскажу при встрече. Буду примерно через час.

— Очень-очень жду!..

Откровенно говоря, Павлу Милкин парень никогда не нравился, и тот платил ему взаимностью.

Мила встречалась с Эдиком с девятого класса и искренне верила, что у них “всё серьёзно”. Что думал по этому поводу сам Эдик, история умалчивает, поскольку, как подозревал Павел, парень Милкиной мечты в основном использовал голову по назначению “а ещё я туда ем”.

— Мил, он же тупой, — не раз говорил Павел, злясь на неё за то, что она выбрала такого осла. — Он даже не видит разницы между оперой и балетом, потому что они часто ставятся в одном театре…

— А что, есть разница? — нарочно подкалывала его Милка, а он злился и психовал ещё больше.

— Ну почему ты всегда стараешься казаться хуже, циничнее и глупее, чем есть?! Я же знаю, что на самом деле ты не такая.

— Только ты меня и знаешь по-настоящему, Паш, — вздыхала она. — А остальные… да плевать я хотела на то, что они все обо мне думают.

Ей действительно было абсолютно безразлично мнение окружающих. Она не считалась ни с приёмными родителями, ни с учителями в школе, ни с друзьями… Милка словно запрограммировала себя на то, чтобы лихо, беззаботно и беспечно тратить свою жизнь на всякие глупости, на недостойных людей и бездумные идиотские поступки. Она жила взахлёб, напропалую, не задумываясь о будущем и без сожалений прожигая настоящее…

В магазине, где Павел покупал шампанское, и в метро он обратил внимание на то, что люди как-то подозрительно на него поглядывают. Отражение в стекле вагона было слишком мутным, чтобы понять, в чём дело, но ясно было — с ним что-то не так, в глазах окружающих он выглядит как-то странно.

Заплаканная Мила открыла ему дверь, тут же изумлённо ахнула… а потом согнулась пополам и захохотала в голос, сползая вниз по дверному косяку.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Пашка… — выговорила она сквозь смех. — На кого ты похож, чудо ты моё?!

Он бросился к зеркалу в прихожей, глянул на своё лицо… и тоже затрясся от беззвучного хохота. Оказывается, второпях поговорив с Милой по телефону, Павел забыл смыть остатки грима.

— Хорошо ещё… хорошо, что не побили за твои подкрашенные глазки, — продолжая задыхаться от смеха, выговорила Милка. — Идиотов на улицах хватает. Решили бы, что ты представитель воинствующих секс-меньшинств!

— И правда, повезло, — хмыкнул Павел: про уличных идиотов он знал не понаслышке. — Тёмке в прошлом месяце в подземном переходе какая-то гопота закатала в волосы жвачку. Он, конечно, их всех раскидал батманами, но волосы всё равно пришлось состричь почти под ноль… У Тёмы был настоящий траур, он же так гордился своей шевелюрой.

— Ладно-ладно, иди умывайся, — Милка шутливо подтолкнула его плечом в сторону ванной. — До Нового года меньше часа осталось, а ты всё ещё трезв как стёклышко, непорядок! Мы же договорились кошмарно напиться…

Они действительно напились.

Минут за десять до наступления Нового года Мила вдруг вспомнила, что у неё есть ключи от чердака, через который можно выбраться на крышу и полюбоваться на праздничный фейерверк. Павел с радостью поддержал эту не слишком трезвую идею, и, захватив с собой новую бутылку шампанского, они полезли на чердак.

Там, на крыше, они и встретили две тысячи шестнадцатый год. Стояли, тесно прижавшись друг к другу, и заворожённо наблюдали за всполохами салютов, по очереди отхлёбывая шампанское прямо из бутылки, потому что фужеры или хотя бы одноразовые стаканчики, конечно же, никто взять не додумался.

— С Новым годом, Пашечка, — Милка потёрлась щекой о рукав его пальто. — Я так рада, что ты у меня есть, просто не представляешь. Ты — самый лучший и самый близкий человек в моей жизни.

— Ты в моей тоже, — он ещё крепче прижал её к себе, приобняв одной рукой за плечи.

Милка подняла запястье на уровень лица и снова полюбовалась подарком Павла на день рождения — изящным серебряным браслетом. Это было очень символично… Оба они прекрасно помнили давний случай на рынке в Таганроге, когда Милу несправедливо обвинили в воровстве. Но, если бы не тот инцидент — кто знает, встретилась бы на Пашкином пути Ксения Андреевна Хрусталёва, его добрый ангел, его фея, его проводница в новую жизнь?..

Мила же подарила ему на Новый год весёленькие полосатые гетры, памятуя о том, что другу следует держать ноги в тепле во время репетиций. Этот нехитрый презент растрогал Павла до глубины души. Да, Милка совершенно не интересовалась балетом, но она заботилась о его здоровье и самочувствии, потому что ей был небезразличен он сам, так что этому подарку в буквальном смысле не было цены.